Тут же у него потекло из носа, и он вытерся о край шторы.
— Ну, не о штору же! — вскипела Белла. — Я только что их постирала! У меня больше нет ни кусочка мыла!
Роун потянулся к солонке — если брать соль понемногу, то у нее просто восхитительный вкус! Но она тут нее вся высыпалась на пол.
— Соль! — хрипло вскрикнула Белла. — Это же последняя, папа работал целый день, чтобы купить ее для тебя, а ты высыпал ее на пол, и я не смогу ее всю собрать и очистить!
Роун снова принялся реветь — что бы он ни делал, все выходило наперекосяк.
— Ну хорошо, — наконец сдалась Белла. — Монжешь немного погулять во дворе за домом. Тольнко далеко не уходи и не трогай мясистые цветы, их сок не отстирывается.
С радостным возгласом Роун выбежал на солннце. Не прикрытая одеждой его белая кожа легко впитывала в себя солнечные лучи.
О, что за чудесные мясистые цветы! Темнее, чем пурпурные плоды, краснее, чем кровь, зеленнее, чем трава! Но их нельзя трогать.
Он побрел на другую сторону двора, туда, где под крепко сбитым, уже один раз покрашенным Рафом забором словно мозаика пестрели разнонцветные пятна на земле. Роун любил здесь собинрать комочки оставшейся старой краски. Однако сегодня кое-что поинтересней он усмотрел за огнрадой. Там собралась компания крепких, худонщавых грасильских ребятишек, увлеченных, канжется, чем-то очень занятным!
— Привет! — окликнул их Роун. — Эй! Вы! Данвайте играть!
Среагировали на него не все.
— Ты не трехлетний грасил, — бросил кто-то.
— Трехлетние грасилы копают здесь, а не там.
— Я могу помочь, — с готовностью предложил Роун. — Помочь копать.
Он начал вскарабкиваться на забор, но задача оказалась совсем не из легких, в результате, занцепившись за торчащий край доски, он выдрал из рубашки целый клок. В конце концов он все-таки перевалился через забор и… пришел в замешательство, увидев, как трое грасилов очень быстро копают землю своими острыми когтями.
— Я тоже хочу! — неожиданно крикнул он и залез в нору одного из них.
Тот равнодушно оттолкнул его и продолжал копать, Роун залился слезами, но все же понпробовал помочь другому. И снова получил пиннок.
— Копай свою нору, — недобро огрызнулся на него третий.
Роун заметил, что этот слегка отличается от остальных. Одно его крыло так и не выросло, оставшись в зачаточном состоянии.
— У тебя нет одного крыла, — сказал Роун. — Где оно?
Грасил с детской непосредственностью распахннул здоровое крыло.
— А другое у меня еще отрастет, позже, — занверил он Роуна. — А вот у тебя вообще нет крыльев.
Роун попытался ощупать лопатки, но так нинчего там и не обнаружил.
— Они у меня тоже вырастут, потом, — выпанлил он возбужденно. — И тогда я смогу летать. Меня зовут Роуном.
— А я — Клане, — представился новый друг, но, заметив, что из-за разговоров он отстал от других грасилов, разозлился и крикнул Роуну:— Заткнись и копай.
Роун принялся старательно рыть землю и очень скоро понял, что это не столь легкое занянтие, как кажется поначалу. На поверхности земнля была рыхлая, и она хорошо поддавалась рытью, а вот на глубине, несмотря на свою сынрость, она сильно затвердела, и требовались ненимоверные усилия, чтобы сладить с нею.
— Мама обрезала мне ногти, — пожаловался вслух порядком выдохнувшийся Роун, прекрасно понимавший, что и при своих необрезанных ногнтях он все равно не смог бы копать так, как копали грасилы.
Тогда Роун отыскал острую палку и с ее понмощью стал рыть намного быстрее. Сильным уданром он неожиданно пробил дыру, земля обвалинлась, и сама собой образовалась большая полость. Замечательная, просторная… Роун тут же забралнся в нее. Но появился грасил, ударил его и сканзал:
— Копай свою собственную нору, ты, урод! Роун взял свою палку и принялся снова конпать в другом месте.
— Ты делаешь это неправильно, — заметил грасил, продолжая углублять свою нору.
И вот когда Роун стал долбить землю уже в другом месте, она снова провалилась, и он очутился в другой норе, совершенно темной и прохладной. Роун пополз вглубь, вдоль входа, и неожиданно наткнулся на что-то мягкое и совершенно невидимое в этой кромешной тьме.
— Здорово! — воскликнул Роун и засмеялнся, потому что этот кто-то коснулся его сознанния.
ЗДЕСЬ ПРОСТО ЗАМЕЧАТЕЛЬНО: ПРОХЛАДнНО И ТЕМНО, И НИКАКОГО ВЕТРА, ЗДЕСЬ ЖИВЕМ МЫ — ЗИСЫ, А ТЫ КТО?
— Я — Роун, — произнес мальчик.
Зис протянул мягкую лапку и пощупал Ро-уна.
ТЫ СОВСЕМ НЕ ТАКОЙ, КАКИМ ПРЕДнСТАВЛЯЕШЬ СЕБЯ В СВОЕМ ВООБРАЖЕнНИИ, — сказал зис. — У ТЕБЯ НЕТ КРЫЛЬЕВ И КОГТЕЙ ДЛЯ РЫТЬЯ ЗЕМЛИ. СКАЖИ-КА МНЕ ЕЩЕ РАЗ, КТО ТЫ.
— Я — Роун, — повторил мальчик и снова раснсмеялся.
А потом, пока неведомое существо знакоминлось с ним, сознание Роуна погрузилось в тишинну. И он ждал, испытывая странные чувства.
С ТОБОЙ ЧТО-ТО НЕ ТО, — наконец сказал зис. Роун физически почувствовал, как тот отнпрянул. — ТЫ НЕ МОЖЕШЬ СКАЗАТЬ, КТО ТЫ ТАКОЙ. В ТВОЕМ СОЗНАНИИ СКРЫВАЕТСЯ КАКАЯ-ТО ОГРОМНАЯ СИЛА… ЧУДОВИЩНЫЕ ТАЙНЫ И СТРАННЫЕ ВЕЩИ…
Роун почувствовал, как это загадочное существо мысленно содрогнулось и, отступив, исчезло. Он остался один. Один — в холодной темноте, наединне с какими-то ужасными тайнами, которые, оканзывается, затаились в его голове… Один — на дне изрытой червями ямы, пахнущей омертвелостью и сыростью, где наверняка водятся хароны, пронбирающиеся по подземным ходам и пожирающие мертвых… А вдруг они подумают, что я умер? Обуреваемый ужасом Роун пополз обратно, к вынходу, желая только одного: поскорее вернуться к папе с мамой. Но страх его одолел. Роун сел и разревелся. Слезы градом катились из глаз, во рту скрипел песок, к тому же он вдруг понял, что он еще и мокрый! В отчаянии Роун заплакал еще сильнее, а потом стал кричать изо всей мочи, так, чтобы его услышали…
И вдруг он почувствовал руки — руки Рафа, которые вытаскивали его из норы. И хотя теперь Роун знал, что отец рядом, он по-прежнему прондолжал реветь, все еще находясь в плену перенжитого страха.
— Мальчик, мой мальчик, — нежно пригованривал Раф, успокаивая сына.
Вопли Роуна незаметно сменились его всхлинпываниями.
— Мальчик, я повсюду искал тебя, — отец гонворил нежно и радостно, он и сам испугался не меньше. — Но я все-таки сделаю то, чего раньше никогда не делал, — строго добавил он. — Я устнрою тебе хорошую взбучку.
Не обращая внимания на истерику Беллы, он уложил Роуна поперек колена и тут же всыпал ему по первое число. И к всеобщему удивленнию — именно во время порки Роун перестал плакать, успокоился, в общем, окончательно приншел в себя. Он спокойно поднялся, немного разнмялся после отцовской экзекуции и, вытерев нос рукой, серьезно спросил родителей:
