Стас наморщил лоб. Сложно это все, непонятно. Как непонятно, почему не падает с неба Луна и откуда в латанных хомутами трубах появляется горячая вода дважды в сутки, утром и вечером. А в школе хорошо учат. Уголь Медведя – храбрый воин, великий шаман и самый умный из така. Может, только Отшельник умнее. И то на чуть-чуть. Уголь Медведя научил Стаса бинтовать раны и заговаривать кровь, определять по звездам погоду на день-два вперед и слушать ветер перед грозой. Угме рассказал, с какими травками вкусней отварить картофель, как выжить в схватке с тигром-шатуном и зачем приносить жертвы богам. И – главное! – как правильно снять скальп с поверженного врага, чтобы тот дольше помучился. В школе Стас много узнал о противопехотных минах и речных кругляшах с рогами.
Правда, шаман слишком много времени тратил на магию чисел. Он хотел, чтоб его ученики знали таблицу умножения, отличали синус от косинуса, треугольник от квадрата…
Стасу нравилось спускаться в школу, в самый дальний угол подвала. Чтобы туда попасть, надо было пройти мимо хранилищ солонины и вяленой рыбы, картофеля и квашеных помидоров, а также мимо склада наконечников для стрел и копий. На низком потолке там тускло мерцали лампочки, освещая бугристые наросты грибов, белесых и склизких, но вроде бы съедобных. Отец говорил, что в голодные зимы эти грибы варили и ели – и маялись животами.
Только так и спасались. Не все, но многие.
* * *
Междутропье коварно.
Цветочки-травки таят множество опасностей. Оплетенные растяжками поляны пугают охотников бетонными корпусами PMR-2[8] на деревянных колышках. Стоишь посреди такой полянки, лишний раз пошевелиться стремно, а вокруг…
Зрелище завораживает. Каждая мина – это гильза взрывателя, предохранительная и «Р»-образная чека, ударник, распорочная трубка и прочие неприятности. То тут, то там прячутся под листьями крапивы пластмассовые «Gorazde»[9]. И пусть крохотные датчики цели PNM-2 редко находят пятки воинов племени, но уж если дотронулся хоть чуть-чуть, то…
Стасу везло. Он дважды наступал на дохлые фугаски, не оснащенные самоликвидаторами. Корпуса прохудились, внутрь попала вода, гексоген отсырел. В общем, сдохли мины, лучше не скажешь.
В междутропье страшно, но красиво.
Лучиками солнца расходятся от зеленой PROM-1[10] шесть проволок-растяжек, пронзая палую листву. Мина еще не набрала веса, силы реальной не имеет, а уже красавица! Спустя недельку «звездочка» выпрыгнет в половину людского роста, обдав все вокруг веером чугунных осколков, – на пятьдесят шагов фукнет, а то и дальше. А если дунет на охотника, да еще вдали от тропы, то… Сами понимаете, хорошего тогда не жди.
Чего хорошего от мертвеца дожидаться?
Труп павшего воина не тревожили. Так повелось: последний шаг и есть последнее пристанище. Коль не пахнешь друзьям своим, значит, удобри междутропье, тебя призвавшее.
И удобряли. Часто и густо. Живые, вернувшись домой, виновато горбились под взглядами родственников: не доглядели, проводники не почуяли.
А кто погиб рядом с тропой, на тропе или в доме племени, тот достоин почестей. Тела относили на крышу и оставляли на одеяле из волчьих шкур. Уголь Медведя играл на дудочке из лосиного рога и медленно танцевал вокруг трупа, кланяясь и падая на колени. Он смеялся и плакал. И прилетали во́роны. Сначала они казались едва заметными точками в небе. Расправив крылья, кружили они, опускаясь все ниже и ниже. И вот один, самый смелый, садился на край парапета. Следом за ним спешили десятки падальщиков, сотни – черные птицы принимались клевать еще податливую плоть.
А жизнь продолжалась. Охотники сворачивали с тропы, попрощавшись с женами, и псы-проводники рвали поводки, и кто-то делал свой последний шаг…
Скрипели колеса, болела грудь. Стас устал, ему очень хотелось плюнуть на все и шагнуть с тропы в высокую траву, и упасть спиной назад, а там что будет, то будет. Это называется «смертельно устал».
– Па-а-ад-тя-анись! Не о-ад-т-става-а-ать! Пришли уже! Стой!
Така все как один вздохнули с облегчением. А у Стаса даже не было сил поднять голову и осмотреться. Шея затекла. Оставалось тупо разглядывать под ногами нарисованных мелом бизонов, целое стадо. Койоты – почему-то розовые – скалили непомерно большие клыки. У смелых охотников в руках были томагавки-штришки. Каждого воина на ножках-палочках сопровождала юная прелестница, обязательно длинноногая и с роскошными волосами.
Караван перегородил тропу у дома племени. Детишкам негде в «классики» поиграть.
Хрипя, Стас освободился от ярма. Опустился на колени, сел. Рядом пристроились Лосиная Ресница и Длинный Палец. Изо рта Пальца текла слюна, он кашлял. Косы Лореса посерели от пыли.
Громко восхваляя доблесть охотников, из подъездов спешили женщины. За ними чинно двигались старцы. Женщины безошибочно определяли в грязных мужчинах своих родственников. Они несли кувшины с водой и брагой – охотникам надо умыться с дороги и промочить глотки. Нашли и Стаса – мать, смеясь, чмокнула его в щеку и велела наклониться. Горячая струйка полилась по лопаткам и пояснице, смывая пыль и пот. Промокнув лицо полотенцем, Стас с благодарностью принял кувшин с брагой и, не отрываясь, выпил до дна – жажда замучила. Спасибо, мама.
Благодать! До́ма!
Пошатываясь – сразу захмелел, – Стас отправился в начало каравана, туда, где в головной телеге под одеялами спала Лиза. Стас ведь ее любит. Очень-очень любит.
И вообще ему давно пора жениться.
Все ему об этом говорят: и мама, и папа, и Уголь Медведя. Все. Каждый день: «Стас, тебе пора…»
Ему даже начали сниться грядки, на которых росли обручальные гайки, блестящие, не тронутые ржой. Этот кошмар его мучил третий месяц подряд. Стас просыпался от собственного крика.
А все потому, что четырежды он отказывался выбрать себе жену. Девушки искоса посматривали ему вслед, а мужчины опасались повернуться спиной. Двадцать лет парню – и до сих пор один?! Может, он больной? Или того хуже… даже вслух говорить страшно.
В лицо ему никто и слова не сказал, но меж собой така не раз и не два перемыли косточки одноглазому хромоножке.
А Стас… Стас никому не доверял сердечных тайн. Только Отшельник знал, что семя свое парень хранит для Лизы, маленькой и голубоглазой. Долгих четыре года Стас ждал, пока она нянчила кукол, сделанных из кукурузных початков, собирала шиповник у края тропы и плакала, когда шаман рассказывал страшные байки. Девочка росла, не подозревая, что охотник, о котором судачат тетушки, с трепетом следит за ней. Стас мечтал остаться с Лизой наедине, чтобы объясниться без свидетелей. И вот месяц назад такой момент представился.
