него на уме. Поддерживает ли он меня или же просто прикрывается пустыми фразами, как барон Баризон. И все же решил, что он — на моей стороне.
— Я тогда узнал, что севернее Нируды есть поселения. Но меня ввели в заблуждение.
— Отшельник? — уточнил Оромир.
— Отшельник. Тот самый.
— И все же он остался с тобой?
— Я ушел от него, когда путешествовал к реке.
— А потом? — продолжал расспрашивать Оромир.
— Он согласился стать моим учителем... — отозвался я.
Монахи, как один, вскочили со своих мест.
— Учителем! Отшельник! Безымянный, непроверенный! — заголосили они наперебой. Загрохотали, загремели — да так, что мое эхо показалось лишь бледной тенью их воплей.
— А что в этом такого?
— В темницу! Все правила нарушил! — орал Левионт. — Может, ты сам убил Гарольда??
Я не выдержал.
— Даже если и сам, я этого не помню и не могу знать, что там случилось! Мьелдон сказал, что меня здесь обучали. Когда я ушел??
— В начале весны, — ответил встретивший меня монах, а вот Совет тут же зашикал на Мьелдона:
— Не нужно давать ему никакой информации! — прикрикнул на него Пирокант, и монах тут же затих. — Не стоит! Мы не уверены, стоит ли доверять ему или же он обратился во вражеского шпиона.
— Не обращался я ни в кого! — закричал я.
— Тише! — грубовато бросил Оромир, но я не смог сдерживаться:
— Я пришел сюда за советом, за помощью, потому что послушник, который дал мне руну несколько недель тому назад, сказал, что меня...
И тут же ощутил, что рот у меня стал вялым, как и руки. Но на ногах я остался стоять твердо, удивляясь тому, что со мной произошло.
— Пожалуй, надо было раньше применить это, — проговорил Левионт.
Я попытался спросить, что именно, но язык не слушался, а рот едва шевелился. Второй раз за час я испугался, хотя до этого пугался гораздо реже в Рассвете. И даже встреча с большими животными меня не пугала настолько, как теперь пугали монахи.
— Ты временно онемел, — шепнул Мьелдон. — Но...
— Тише, монах! Или ты тоже хочешь лишиться возможности говорить? — сурово проговорил Оромир.
— Ты так напугал мальца, что он не сможет говорить, вероятно, даже когда ты остановишь действие руны, — сказал Пирокант, всмотревшись в мое лицо. — Не думаю, что такой испуг можно передать, если ты шпион и знаешь и помнишь все наши тайны, — тут он покачал головой и еще раз пристально посмотрел на меня, а затем повернулся в Левионту: — Отменяй. Живо.
Левионт медлил. Похоже, что ему нравилось наблюдать за моей беспомощностью, и потому, прежде чем снять действие руны, он произнес:
— Я применю ее еще раз, если сочту нужным. Так что следи за языком, малыш.
Левионт выглядел не таким старым. На вид — не больше пятидесяти лет. И потому его «малыш» меня взбесил. Но строгий взгляд монаха, дополненный многозначительными кивками со стороны Пироканта и Оромира, заставил меня утвердительно качнуть головой.
Странно, что моя шея сохранила гибкость, тогда как губы и рот не могли двигаться. Но через полминуты к языку вернулась возможность шевелиться. Еще минутой позже я смог внятно говорить.
— Ты понял, как себя следует вести? — наставническим тоном спросил Левионт.
— Понял, — ответил я.
— Дерзит, — покачал головой Оромир. Но на сей раз за меня вступился Мьелдон:
— Я думаю, что нам надо ему поверить, — и он достал из глубокого кармана руну, которую забрал у меня. — Эту вещь ему дал якобы послушник, который хотел, чтобы Бавлер пришел к нам в монастырь. Я не знаю никого, кто мог бы дать ему такую руну.
И он протянул маленький камушек Пироканту. Тот осторожно, на рукав взял руну в ладонь и поднес поближе к лицу.
— Что она делает? — грозно спросил Пирокант.
— Пускает молнии, — ответил я, слегка оробев от его вида. — Я ей пользовался несколько раз. Делал с ее помощью стекло... и помог воинам избежать разгрома. Это плохо? — добавил я после короткой паузы.
Пирокант посмотрел на руну, зачем-то понюхал ее, затем поднес поближе к пламени свечи. Затем сделал легкое движение рукой, направив ее в сторону от нас, и выпустил короткую молнию, которая не долетела даже до ближайшей скамьи. Но все же он остался удовлетворенным и тут же положен руну в карман к себе.
— Кто дал ее тебе? — спросил Пирокант. — Как он выглядел?
— Коротко стриженый, в кожаном костюме. Вроде бы как послушник, но я не уверен.
— У нас все послушники так выглядят, — ответил Оромир. — А их всего больше трехсот!
— Мог ли это вообще быть кто-то из нас, — задумчиво сказал Левионт. — Но вы, мастер Пирокант, хотите предложить нам проверить каждого послушника? Устроить очную ставку?
— Триста очных ставок, — фыркнул Оромир. — Это сложно устроить, но все же реально. Правда, не факт, что мы найдем того самого.
— Ты уже считаешь, что это был наш послушник? — вскипел Левионт.
— То, что они подконтрольны тебе, не гарантирует, что они следуют нашим правилам беспрекословно! И уж тем более нет никаких доказательств, что один из них мог сбежать и вернуться. Сколько времени, Бавлер, — теперь Оромир обратился ко мне, — ты добирался до нас? И, самое главное, откуда ты к нам прибыл? Из какого селения? Ведь три месяца жить на ровной и земле сложно. Не занял же ты лачугу Отшельника, про которого ты рассказывал?
— Я ехал из Рассвета лишь несколько часов. Путь до вас оказался не таким далеким, как я предполагал, — по-простому ответил я, не думая, что мои слова вызовут новый шквал вопросов.
— Рассвета? — поднял голову Левионт.
— Какого Рассвета? — спросил Оромир.
— На наших картах такого поселения нет, — заключил Пирокант. — Значит ли это, что ты..? — и он оборвал сам себя на полуслове.
— Построил новое поселение, — признался я. — Южнее Нируды. Получается, что в Пустошах. Не хотелось занимать чужие земли.
— Интересный поворот событий, — задумчиво проговорил Пирокант. — Интересный. Я не могу сказать, что ты все сделал не так, как мы хотели, но результат... О, боги...
Он первый вернулся к себе
