Иванов, — представился пилот, повысив голос, чтобы перекрыть рев двигателя. — Второй пилот и оператор вертолета. Вы кто?
— Ополченцы, — ответил Владислав. — Третий взвод, первой роты, батальона имени Святого Серафима. Вчера приехали сюда и заняли позиции. Ожидали здесь гостей из добробата, но вместо них явились немцы — и с минометами. С ними — чернокнижник, еще «Куница», — он кивнул на догоравший броневик. — Нас минами засыпали, ребят побили почти всех. Уцелели я и Коля. Вот с ним и воевали.
— Вдвоем⁈ — поручик изумился. — Против десятка штурмовиков с бронемашиной? И вы их положили?
— Заодно и чернокнижника, — ответил гордо Владислав.
— Пи…дишь, мужик! — крутнул головой поручик. — Чтоб чернокнижника… Его ракетой не возьмешь!
Николай полез в карман, достал трофейную звезду и протянул поручику.
— Смотри!
Тот осторожно взял и разглядел.
— Не могу поверить, — сказал, вернув звезду Несвицкому.
— Он там лежит, — напарник указал рукой. — Можешь посмотреть, поручик.
В голосе его звучал сарказм.
— Как вам удалось⁈
— Дык Коля — волхв, — ответил Владислав. — Зачаровал патроны и гранату для «Ослопа». Из него поджег «Куницу», а немцев из «Гадюк» мы положили. Их слегка прибило взрывом, пока опомнились, уже готовы.
Он довольно улыбнулся.
— Да вы герои, мужики! — воскликнул Иванов. — Я слыхал, как вы деретесь, но чтоб такое… Как вас зовут?
— Владислав Гулый.
— Николай Несвицкий.
— Доложу о вас командованию, — сообщил поручик. — Спасибо, мужики!
— Вам спасибо, — поторопился Гулый. — Вовремя прибыли на подмогу. Мы с Колей уже думали, что нам песец. Засыплют минами.
— Да мы в сторонке пролетали, — пожал плечами Иванов. — Заметили горящую машину. Решили посмотреть — кто тут воюет. Оказалось: вы — и с немцами. Ударили по ним. Невелика-то помощь.
— Все равно спасибо, — не согласился Владислав. — Для вас, быть может, невеликая, но вы жизнь нам спасли. Есть просьба к вам, поручик. Сообщите нашим, что мы вдвоем остались. Пусть присылают подкрепление или на позиции заменят.
— Сообщу, — пообещал поручик. Он козырнул и отправился обратно. Через минуту вертолет поднялся в воздух и улетел. Ополченцы проводили его взглядами.
— Хорошие ребята, — заметил Владислав. — Дерутся храбро, выручат, когда попросишь. Жаль лишь, долго рядились, помогать нам или нет. Сколько мужиков погибло за эти годы! Воевать-то мало кто умел, не все и в армии служили. Я вот шахтер, Петруха был механиком. А ты?
— Студент, — ответил Николай.
— В империи учился?
— С чего ты взял?
— Говоришь не так, как мы, слова другие, — хмыкнул Владислав. — У нас балакают иначе. Ладно, Коля. Собери трофеи, а я поесть чего соображу. В животе урчит.
Оба занялись работой. Несвицкий собрал и перетащил в траншею автоматы, кирасы, шлемы и другую амуницию. Заодно «проконтролировал» двоих тяжелораненых штурмовиков. После того, что он сегодня видел, щадить не собирался. К тому же Гулый пояснил: иностранцев, воюющих за «пидарасов», в плен ополченцы не берут — принципиально. Пока Несвицкий собирал трофеи, Владислав затеплил костерок, открыл две банки с тушенкой и разогрел на огне. На маленькое полотенце положил две ложки и нарезанные ломти хлеба.
— Присаживайся, Коля! — позвал напарника. — Поешь. Жаль, нечем помянуть ребят.
— Держи! — Несвицкий сунул ему в руки флягу.
— Что это?
— По запаху вроде как коньяк. Был на поясе у одного из немцев.
Гулый открутил у фляги пробку, понюхал, а потом глотнул.
— И впрямь коньяк! Шикарно живут немцы, — заметил с осуждением.
— Теперь уж больше не живут, — сказал Несвицкий.
— Молитву знаешь? — поинтересовался Гулый. — Заупокойную?
Николай кивнул.
— Прочти, а то я только «Отче наш»…
Несвицкий подчинился. Пока ее читал, Гулый молча слушал и крестился.
— За мужиков! — сказал, когда напарник смолк и поднял флягу. — Призри их, Боже, в Царствие своем. За братьев головы сложили. Вечная им память!
Он глотнул из фляги и протянул ее напарнику. Несвицкий отхлебнул. Ароматный дистиллят скользнул по пищеводу, наполнил теплотой желудок, во рту оставив послевкусие ореха и ванили. Зверски захотелось есть. Отставив флягу, Николай взял ложку и зачерпнул из банки кусочек мяса заодно с бульоном. Бросил в рот и прожевал.
— Как вкусно! — удивился.
— Специально для ополченцев делают, — пояснил напарник. — Телятина в бульоне. В продаже такой нет.
Николай кивнул, отломил от ломтя кусочек хлеба, бросил в рот. Затем опять черпнул из банки. И не заметил, как очистил ее полностью.
— Ты, поди, из благородных? — спросил напарник, когда он отодвинул пустую банку.
— С чего ты взял? — спросил Несвицкий.
— Ешь не так как мы, — хмыкнул Гулый. — Скибку [1] не кусаешь, а отламываешь от нее кусочки. Из ложки ты не сербаешь, а аккуратно вкладываешь ее в рот.
— Так научили, — ответил Николай.
— Ага, в детдоме, — снова хмыкнул Гулый. — Нет, я, конечно, верю. Есть, как у благородных принято, стрелять из автомата и гранатомета, как штурмовик, патроны зачаровывать…
— Это что-нибудь меняет? — Несвицкий поднял бровь.
— Да ничего, — сказал напарник. — Ты хороший парень — правильный и смелый. А что темнишь… К нам таких немало приезжало из империи. Приходит, говорит: простой шахтер. А сам садится в танк, выводит его в поле и сражается как бог. От славов ошметки лишь летят. Ну, ладно, раньше говорить им запрещали, что они офицеры имперской армии. Но теперь, когда империя официально к нам пришла на помощь, чего таиться?
— Обстоятельства бывают разные, — уклончиво ответил Николай.
— Нехай и так, — кивнул напарник и потянулся к фляге. — Что, Коля, теперь за нас? За то, что мы живем, а эти гады сдохли?
— Давай! — кивнул Несвицкий…
Глава 2
Прикрыв дверь кабинета за собой, офицер шагнул вперед и вскинул руку к козырьку фуражки:
— Господин майор! Капитан Коврига…
— Брось, Сергей, — офицер, сидевший за столом, махнул рукой. — Не до церемоний.
— Привыкаю, — Коврига усмехнулся. — Теперь мы армия, а не отряд ополченцев, впервые взявшие в руки оружие.
— Бери стул и садись поближе, —
