Грань между «мирным» жителем и бандитом из клана была тонкой, но легко очерчивалась. Первых можно было назвать травоядными, а во вторых узнавались черты стайных хищников.
Быстро же Зима все расставила на свои места. Раньше ты мог быть слесарем, менеджером, врачом, военным, да хоть академиком. А теперь оказалось, что под слоем лака – он у всех разной толщины – у людей находится примерно одно и то же. Животное. Для которого в жизни не существует ничего кроме жрачки и всего, что связано с физиологией. Правда, животные бывают разные. Кто-то вел себя как баран, кто-то как волк, кто-то как свинья. Были и крысы, и шакалы… Не жизнь, а зоопарк.
За размышлениями он упустил момент, когда они проскочили мимо наблюдательного пункта Убежища. Дома слева и справа от дороги исчезли. Перед ними была река.
* * *
Глядя на замерзшую гладь Оби, Владимир вдруг вспомнил, что он увидел две недели назад, в декабре, на автомобильном мосту. Тогда они забрались дальше всего на север, в район Речного вокзала.
Он всегда считал себя обладателем крепкой психики и к тому времени повидал слишком многое, чтобы сохранить способность испытывать потрясения. Но эта картина окопалась в первой десятке «чарта» видений послеатомного мира. Теперь оно будет располагаться рядом с похожими стоп-кадрами: автобусом, зажатым двумя грузовиками, все пассажиры которого сидели как живые, силуэтами из жирной сажи на стене дома, и цепочкой детских трупиков у садика на Цветочной, при виде которых сопровождавший их группу бывший лейтенант из райотдела милиции, до этого показавший себя человеком твердым, продекламировал «Косточки, косточки, звездочки в ряд, трамвай переехал отряд октябрят…» и глупо захохотал. Он замолчал, лишь когда Богданов отвесил ему оплеуху. Владимир понимал, что у лейтенанта истерика, но другого способа прекратить ее не знал.
На мосту количество тел на квадратный метр превышало все увиденное ими ранее.
Владимир попытался поставить себя на место тех людей, сразу после импульса высотного взрыва, «выключившего» большинство автомобилей. Сначала паники не было. Наверно, большинство осталось в машинах. Только некоторые, кто поумнее и жившие неподалеку, решили идти домой пешком. Затем в центре города начали рваться крылатые ракеты, и тут паника стала распространяться как пожар. Дальнейшее легко представить. Машины были брошены, и их владельцы влились в огромную толпу, штурмовавшую подступы к мосту.
Тут-то их и застал удар. Все они погибли мгновенно, еще до прихода ударной волны. Судя по расположению тел, люди в основном бежали с западного берега на восточный. Но находились и такие, кто в эти последние минуты двигались «против течения», создавая дополнительные трудности для остальных. Широкий автомобильный мост превратился в непроходимую преграду для десяти с лишним тысяч человек. На таком расстоянии от места, где взорвалась первая бомба, они погибли еще до прихода взрывной волны, от одной лишь вспышки. Вплавились в асфальт, приклеились к железным ребрам моста и друг к другу. Содержащийся в человеческом теле жир превращается в клей при нужной температуре и давлении.
Впрочем, здесь, в четырех километрах от эпицентра, и те, кто шел по мосту, и те, кто просто ждал, что будет дальше, и даже спустившиеся в неглубокие подвалы, были обречены. Разве что метро могло спасти счастливчиков, да и то без гарантии.
Тогда разведчикам пришлось ехать по сплошному ковру из тел, чуть прикрытых снегом. Вездеход на воздушной подушке проплывал над ними, даже не замечая, а снегоходам приходилось лавировать, то и дело подпрыгивая, как на кочках. Будь у них колесный транспорт, пришлось бы проделывать борозду в этом страшном поле.
В их задачу не входили действия на левом берегу, и все же они по собственной инициативе проверили мост. Владимир вспомнил, как шел тогда впереди, и его фонарь выхватывал из темноты картины подстать комнате страха. Скелеты в покореженных автомобилях скалились поисковикам вслед, словно приглашая разделить свою участь. Самим машинам сильно досталось, и не только от взрывной волны.
Казалось, нечто вроде бульдозера или грейдера прошло тут как таран, столкнув не один десяток легковушек в Обь, растолкав оставшиеся в стороны и изрядно помяв их оплавленные и обгоревшие бока.
Дальше им попались три «Урала». Бензобаки были пусты, аккумуляторы давно сели, но с виду машины были целыми, что радовало. Передав информацию в Убежище – связь в тот день была нормальной, они двинулись дальше. Надо было глянуть, что там с мостом.
Здесь, в городе, концентрация пепла в воздухе была выше, чем вокруг их Гнезда, поэтому Владимиру вначале было трудно адаптироваться к плохой видимости. Обрыв они обнаружили неожиданно. Только что впереди был солидный бетон, и вдруг из темной пелены вынырнул край, резко загибающийся вниз, как на американских горках. Будь Владимир чуть менее внимательным, не видать бы ему больше Убежища. Два пролета как корова языком слизнула – обвалилось ровно, будто направленным взрывом подорвало. Он не видел, что творилось на другой стороне, даже мощные аккумуляторные фонари не добивали до противоположного берега.
Они могли только догадываться, кто нанес мосту последний удар. Но, судя по военным машинам сопровождения, это была колонна бронетехники, которая в первые дни катастрофы неслась из города на восток, выполняя чей-то идиотский приказ, а может, просто спасаясь бегством. Когда на середину моста въехали несколько тяжелых Т-80 или Т-90, что-то не выдержало в несущих конструкциях, и целый пролет рухнул в реку. Вместе с ним на дно отправилось несколько танков с экипажами. Они могли обеспечить защиту от поражающих факторов ядерного взрыва, но плавающими не были.
С этой колонной было связано еще одно открытие – полезное. Брошенные «Уралы» оказались забиты боеприпасами, причем помимо танковых кумулятивных и бронебойных снарядов (по понятным причинам бесполезных), в них нашлись шесть цинков с патронами самых «ходовых» калибров: 5.45, 7.62. и 12.7. В седьмом оказались новенькие противогазы и запас регенеративных патронов к ним. Еще в одном – сигнальные ракеты и выстрелы к подствольному гранатомету. Три последних ящика были пусты и брошены открытыми прямо на снегу, будто отступали солдаты в страшной спешке. Еще бы, через несколько дней после взрыва фон там был ого-го.
Того, что творилось внизу, из кабины было не разглядеть. Богданов не мог видеть, как падают комья снега, поднятые волной воздуха от винта, с пятидесятиметровой высоты, заканчивая свой полет на черном льду, сковавшем Обь.
Тогда они вернулись домой с хорошими трофеями. Но еще в тот день у Владимира появилось предчувствие, что однажды им может понадобиться попасть туда, на левый берег.
