— Все! Хорош уже! Хорош говорю, хорош! — Водиле не сразу удалось достучаться до моего разума. Я буквально перестал воспринимать реальность, механически переправляя глину в яму-русло под передними колесами. Мужику-владельцу гордого внедорожника кроме лопаты пришлось помахать еще и топором: мы подвели под передний мост лесины, измазавшись в липкой противной грязи чуть ли не с головой, а потом настал и черед лопаты.
— А ты, паря, смотрю, двужильный. — Уважительно прокомментировал мои скромные трудовые подвиги местный. — Чисто как экскаватор, только лопатой туда-сюда.
— Мы городские, да выносливые. — Мне удалось даже выдавить из себя бледное подобие улыбки, после чего я показал на детей. — Я ж за них отвечаю, никак слабым быть нельзя.
— Да-а, славные оне у тебя. — После совместного физического труда на таежника напала охота поболтать… да и от меня временно сон ушел. — Не передумали высаживаться у развилки к Тихим Омутам? Я, конечно, ничего, но, бают, там действительно все не слава богу стало, как последние-то старики съехали… не случилось бы чего, а у тебя даже ружья нет!
— Ракетница есть… — Я полюбовался на скептическое выражение на лице мужика и вытащил из поясной кобуры пусковой пистолет 12 калибра. — …допиленная чуток. И патроны с пулями.[1]
— Баловство это. — Неодобрительно сообщил мне сибиряк. — Охотничьего билета нет поди — так и спрашивать здесь его некому. А без приклада, да с обрезком вместо ствола…
— Я ж не на охоту собрался. — Пришлось пожать плечами. — А мимо медведя с пяти метров так и так не промахнусь.
— Все равно не дело в тайгу и без ружья. Тут пропасть — даже мне раз плюнуть… Ну да вам виднее. — Видно было, что подобранные попутчики водиле пришлись по душе, но и лезть в чужую душу ему отнюдь не хотелось. Тут такое дело — мало ли у кого что на уме… а так — меньше знаешь, дольше живешь. Ведь в тайге действительно пропасть — что раз плюнуть… Кроме того, у меня был в рукаве козырь, о котором я совершенно точно сообщать никому постороннему не собирался: тот самый «хрустальный» кристалл из квартиры… и дети, возможности которых в присутствии этой «как бы бижутерии» возрастали на порядок. По крайне мере, отогнать или даже заставить зверей выполнить простые команды, наши с Натой дети могли. Оставалось только добраться, а там… водила замолчал, и я опять соскользнул в свои воспоминания.
* * *
— Помнишь наш разговор через месяц после парка?.. — Егор посмотрел на меня и даже изображение Наты чуть дрогнуло, когда Василиса попыталась к нему присоединиться.
— Потом расскажу. Лучше слушаем маму! — Настоял я, с тревогой наблюдая за дочерью: похоже, что трансляция записи требовала от ребенка немалых усилий. Но не факт, что ей удастся потом запустить записанное с места остановки, а информация сейчас очень, очень важна!
— …Я сказала тебе, что меня всему научил отец… это — правда. Отец же и отправил меня сюда. На Землю. Перемещение между Вселенными — это, кажется, самый старый из изобретенных человечеством способов путешествовать между мирами. Нельзя, используя пси-способности, перейти из мира в мир в одной вселенной — но можно переместиться через другую… смотрите.
На проекции между руками Наты-«призрака» возникли линии, соединившие точки-миры, в том числе и Землю. Получился этакий трехмерный эскиз, чем-то напоминающий «скелетную» модель сложной молекулы. Действительно, прямых «веток» между точками одного «блина» не было: грубо говоря, на соседнюю планету — только с пересадкой.
— Способ путешествия из мира в мир через разные слои реальности довольно сложен, более того — для неподготовленного псионика опуститься во Вселенную-четыре из первой — путь в один конец. Это дорогая дорога немногих избранных, а сейчас она и вовсе практически не используется. Так уж получилось, что технологическое развитие во Вселенной-один обогнало остальные, и постройка и эксплуатация межзвездного корабля обходится не дороже, чем когда-то — морского…
Тут любимая замолчала и обвела комнату взглядом, наполненным этаким ехидным превосходством. Такое игривое настроение находило на мою жену довольно редко и ненадолго — но в такие моменты она мне казалась даже еще более молодой, чем когда мы только-только познакомились: прямо девочка-подросток, а не мать двоих детей и серьезная, рассудительная молодая женщина… В груди опять заныло: боль была, разумеется, фантомной — с сердцем у меня было все в полном порядке… физически. Пустота вместо ощущения рядом той, кого я до сих пор без особого преувеличения звал «смыслом своей жизни»… я бы предпочел настоящую рану. Правда, мне было бы стократ хуже, если бы не наши малыши…
* * *
На восьмой этаж я привычно поднялся по лестнице. Узко, неудобно, пыльно — хорошо еще, что после массовой установки домофонов пролеты перестали напоминать смесь притона для бомжей и общественного туалета. Да и лифты наконец избавились от неизменной «городской живописи», что тоже приятно — пусть я ими и редко пользуюсь. На лестницах теперь — только пыль, да еще консервные банки-пепельницы между этажами, бывает, переполняются… и ничего не мешает дополнительно нагружать хотя бы ноги, раз уж до спортзала мне теперь удается добираться в лучшем случае раз в месяц. Увы, но все имеет свою цену. Чтобы свалить из порядком опостылевшей за последние четыре года общаги, я был готов отдать не только свободное время после занятий и до полуночи, но и оба выходных дня. Зато теперь некоторые вечера, когда мне удавалось освободиться пораньше, и все ночи были только в нашем с Натой распоряжении! Пусть комната в съемной квартире по размерам куда меньше, чем общажная, а кухня вообще больше похожа на шкаф — зато это место только для нас двоих! Любимая тоже подрабатывала — пусть ей на кафедре платили заметно меньше чем мне, устроившемуся «эникейщиком» в обслуживающую IT-контору, но и времени такая работа много не занимала, а в семейный бюджет — все помощь. Да! Теперь мы — семья! Правда, о свадьбе пока речи даже не шло — но это и не важно: само согласие Наты стать моей женой я получил! И это — по-настоящему окрыляло…
Квартира встретила меня непривычно: в последнее время моя невеста решила во что бы то ни стало овладеть навыком домашней стряпни, потому ужин устойчиво сопровождал запах очередного подгоревшего блюда. Или выкипевшего. Или… ну, в крайнем случае, пельмени еще никто не отменял. В этот раз едой в буквальном смысле даже не пахло. Ната обнаружилась сидящей на диване — свет не горел, а сама она, судя по взгляду в никуда, мыслями пребывала где-то далеко. Так далеко, что на мое присутствие она отреагировала, только когда я сел рядом и обнял ее.
