– Понял, на…
– За "гнездом" небольшой ров с водой. В воду соваться не будем – хрен его знает, кто в ней живет. Поэтому с собой возьмем жерди, наведем переправу. Дальше пустырь. Метров сто придется пробежать. Забор берем с разбега, с помощью все тех же жердей.
– Ой, не нравится мне это, капитан… – проворчал Нечипоренко. – Бежать стометровку, да еще с жердиной… Положат нас там, как кроликов.
– Не положат, – отрезал Астрахан. – На нашей стороне фактор неожиданности, туман и темнота. Нападения они не ждут. Поэтому, если пройдем забор тихо, дальше шерстим лагерь, ищем вот этого типа.
Он выложил перед подчиненными фотографию Кострова. Лет сорок – сорок пять на вид, узкое лицо, пепельные волосы до плеч, аккуратная седеющая бородка, печальные зеленые глаза – похож на рафинированного интеллигента, такого даже бить как-то неудобно. И что он в Секторе забыл? Сидеть бы ему над колбами в лаборатории.
– Шприц-тюбик с транквилизатором держать под рукой, тип нужен живым.
– Не люблю я эти шприцы, – поморщился Лазебный, потирая кулаком о ладонь. – Может, по старинке, а, капитан? Тюкнем нежно по затылку…
Астрахан скептически посмотрел на кулаки Лазебного – каждый был размером с голову Кострова.
– Отставить "нежно". Клиента усыплять шприцем. Если при нем будет охрана – можно и тюкнуть, но очень аккуратно. Эвакуация клиента – на тебе, Виталик. Прапорщик прикрывает отход. Задача ясна?
– Это-то понятно, – хмыкнул в усы Нечипоренко. – А что, если спалят нас? На пустыре или на частоколе? Валим всех, кроме бородатого?
– Если произойдет срыв операции, – тихо, но внушительно сказал Астрахан, – будем применять светошумовые гранаты и вести подавляющий огонь. Поверх голов. Таково распоряжение высшего руководства.
– Твою мать! – не сдержался Белов. – Они чё там, на, вообще шизанулись? Как это – поверх голов, на?
– Повторяю: такой приказ. Нам противостоит группа плохо вооруженных и необученных гражданских, промышляющих контрабандой биотина. Если они начнут пальбу, вполне вероятно, что заденут друг друга. Еще вопросы есть? – с нажимом спросил Данила.
– Так вот зачем мы эти пукалки с собой тащили… – прозрел Лазебный, покачав в своей ручище крошечный "хеклер-кох". – Вопросов больше не имею, товарищ капитан.
– Значит, заденут друг друга… – философски рассудил прапорщик Нечипоренко и погладил легкий пулемет "Миними".
Белов, как обычно, оказался последним, до кого дошло.
– А! – восхищенно шепнул он. – Понял, командир! Всё понял, не жирафа, на!
– Тогда у нас час на отдых, – скомандовал Астрахан, машинально притрагиваясь к висящему на шее полотняному мешочку с сигналкой. – Будем ждать темноты.
* * *
Над болотом поднимался туман – ослепительно белый на фоне вечернего неба, затянутого пеленой. Сидя на пороге отцовского дома, Влада щелкала зажигалкой, пытаясь прикурить, и одновременно думала, что туман – это плохо. В тумане прячутся искажения, которые трудно почувствовать. Когда она только переселилась в Сектор, едва не погибла в темпоралке: дух блуждал то ли в прошлом, то ли в будущем, а к телу подбирались чупакабры. Благо, стая состояла из трусливого молодняка, а рядом проходили охотники и спасли девушку, бредущую наугад. Да и с толка туман сбивает – как живой, подвижный и дышит. Если спрячется там что – не почуешь.
Налетел ветерок, дохнул тиной. Влада потрясла "зиппу" и сунула ее в карман камуфляжной куртки, нащупала там же китайскую зажигалку. Прикурила, закрывая огонек рукой, и сощурилась.
Заскучав, в вольерах лаяли охотничьи псы, родезийские риджбеки – видимо, почуяли хамелеона. Влада взяла автомат, прислоненный к двери, дошла по настилу до ограды из бревен, открыла обзорное окно: лес, поскрипывают сосны, стонет то ли птица, то ли порождение Сектора. Сегодня на хамелеона не ходили – нестабильно, да и контейнеры со вчерашними железами еще не сплавили – опасно, от "крота" из МАС поступили сведения, что готовится облава и лучше носа из поселка не высовывать. Сюда вряд ли рискнут послать людей – поди доберись. Если твари не сожрут или в искажение не вляпаешься – увязнешь в болоте, не зная троп. Хорошее место, надежное.
Девушка вернулась на порог, села. Перед закатом почему-то всегда звуки становятся отчетливыми. Отец с Циклопом еле слышно бормочут, в соседней хижине игроки щелкают костяшками домино.
Влада просто не могла отпустить в Сектор отца одного – он слишком увлекающийся и доверчивый, да к тому же боец никакой. Но вообще кисло тут живется; если по Сектору не бродить, с ума сойти можно. Поначалу она страдала от скуки и отбивалась от назойливых поклонников – на двенадцать мужиков всего три бабы, из них незамужняя только она, да еще молодая, симпатичная. Пришлось объяснять им по-мужски. Силу следопыты, охотники и проводники, населяющие лагерь, уважали, и вскоре признали в дочери Фиделя равную. Точнее, равного, даже Владиком ласково стали называть.
Докурив, она сунула сигарету в переполненную консервную банку, похожую на ежа из-за торчащих во все стороны бычков, и потянулась. Сегодня ее дежурство. Еще одно скучное дежурство и бессонная ночь. Спасибо хоть похолодало и комары не заедают.
Зазвонил колокольчик с той стороны ворот. Влада вскинула автомат, прислушалась: условленных четыре раза – значит, свои. Она кивнула высунувшемуся из хижины отцу и на цыпочках пошла открывать. Вернее, сначала посмотреть, кто пожаловал, а открывать потом – мало ли… Подошвы тихо постукивали по доскам – настилами была покрыта заболоченная земля почти по всему лагерю.
У ворот стоял, беспрестанно оглядываясь, Леший, дозорный из "гнезда". Лицо его покраснело – бежал от кого-то, что ли? Влада потянула за рычаг – щеколда заскрежетала, щелкнула, и Леший просочился на территорию лагеря, едва меж створок появилась щель. Отстранив Владу, он зашагал по доскам, соединяющим все дома, к ее отцу.
– Фидель, велели передать. Срочно. – Дозорный достал из нагрудного кармана сложенную вдвое половину тетрадного листа. – Проводник один, Заноза, сказал, что встретил второго проводника, Кузьмича. – Леший шумно почесал в затылке. – Тот второй, который это написал, ведет сюда группу. Нарочно медленно ведет, чтобы товарищ его добежать до нас успел и передать. Вот Заноза и передал.
Влада покосилась на отца. Тот взглянул на листок непонимающе, развернул его и принялся читать. Седые брови взлетали и опускались, он делался все более озабоченным. С Фиделем Кастро отец не имел ничего общего, скорее напоминал Арамиса из "Трех мушкетеров".
– Господи! – пробормотал он и протянул записку Владе. – Что это значит? Нас на этот раз не то что не прикрыли – даже не предупредили!
