Хваткой умирающего панцирника Артур вцепился в мысли о Нике — единственное, что держит, не дает свалиться в пропасть. Четыре сезона назад ее купили в бордель, Артур видел, как Ника вырывалась, когда ее тащили потные похотливые лапы, и пожалел, взял себе. Говорят, друга не купишь… Врут. Можно друга купить — доверием, помощью, человеческим отношением. На него, Артура Красавчика, девки всегда заглядывались, клевали на черные волосы, карие глаза и правильные черты лица. Он даже гордился своей внешностью. С красивым человеком охотнее ведут переговоры, красивый человек на ступень выше, кажется, стоит… Заглядывались девки. И сейчас вон глазеют — из толпы врагов.
А Ника не предала. Нужно обязательно выжить, что бы ни выпало. Вряд ли его сейчас убьют, хотели бы — давно бы пристрелили. Значит, есть возможность уцелеть, чтобы вернуться за Никой.
— Тащи! — скомандовал омеговец.
Мужики расступились, и взору открылась машина у ворот, огромная, зеленовато-ржавая, с кузовом, сваренным из металлических заплат, рядом замер танкер, направив пушку на поселок. Вот бы выстрелил сейчас и навсегда успокоил и Артурову совесть, и проклятых предателей.
Артура волокли аккуратно, держа под руки. Навстречу шагал Роман, вырядившийся, как и папаша.
— Ты знал? — крикнул Артур.
Роман не побледнел, не отвел взгляда, поджал губы и уронил:
— Извини, друг, ничего личного.
В кузове грузовика, оказывается, была дверь, ее охраняли еще двое омеговцев. Артура ткнули прикладом под ребра и, пока он корчился, разрезали веревки, затолкали внутрь.
Артур ткнулся носом в тряпку, провонявшую бензином. В фургоне, кроме него, сидели тот самый папанин наемник (обритый налысо молодой парень — недавно в поселке, кажется его называли Жбаном) и еще трое мужиков. Когда дверь захлопнулась и лязгнул засов, один из незнакомцев, тощий коротышка, принялся браниться и колотить кулаками по стенкам. Растерев затекшие запястья, Артур повалился на спину и закрыл глаза.
Духота стояла неимоверная, кабина раскалилась на солнце, воздух почти не проникал в маленькое зарешеченное окно, лишь чуть тянуло прохладой от вентилятора, впаянного между водительской кабиной и кузовом.
После Погибели воинскую часть генерала Омеганова накрыл сошедший сель. Личному составу пришлось перебраться в сохранившийся карьер, где генерал организовал Цитадель. Поначалу Омега представляла собой организацию, занимающуюся продажей эскорт-услуг. Постепенно огневая мощь Цитадели возросла, личный состав стал пополняться рядовыми из жителей Пустоши и за плату участвовать в военных действиях на стороне нанимателя.
История Пустоши. Цитадель. Шестой курс
Солнце палило немилосердно. Оно стояло почти в зените, и скалы, окружающие Цитадель Омегу, не давали тени. Полоса препятствий, где тренировались курсанты, превратилась в печь. Вездесущая рыжая пыль устилала землю, висела в воздухе плотной занавесью, и казалось, что кислород уже выжгло и дышать нечем, потому что пыль забивает легкие. Полтора десятка курсантов, тяжело дыша, отжимались под счет командира-наставника, рослого седовласого военного в черной форме. Командир-наставник Андреас от жары не страдал, лицо его оставалось сухим, в отличие от лиц, спин, рук курсантов.
Лекс не знал, кто придумал полосу препятствий, поэтому зло для него, потного, грязного, олицетворял командир-наставник отряда. Лежа носом в пыль, чувствуя, как она прилипает к коже, Лекс не видел Андреаса, но слышал его изобличающий голос:
— Слабаки! Еще пятьдесят отжиманий! Раз!
Руки разогнулись, толкнув курсанта вверх. Удержаться! Это желанная передышка… упасть, и лежать, и не двигаться. Но за каждого упавшего отряд получает еще пятьдесят отжиманий. И еще. И еще. И со слабаком потом разберутся по-своему. А Лекс слабаком не был.
— Два!
Мышцы свело, руки дрожали, Лекс закусил сухую пыльную губу. Жарко. Солнце не просто выгоняет из организма влагу, но и вытапливает подкожный жир. Занятия должны были закончиться, если пользоваться системой измерения Древних, час назад, но прямо мордой в пыль упал Умник, и Андреас озверел, хоть и нехорошо так думать о командире-наставнике.
Счет продолжался, и Лекс отжимался механически, будто был киборгом. Слева, справа, сзади тяжело дышали сокурсники. Сколько еще? После силовых — построение, потом — научная часть, дальше — обед. На построении курсант должен выглядеть опрятно: форма отглажена, лицо умыто, блестящие глаза устремлены на командира-наставника. И на вышестоящее начальство, буде объявится.
— Стоп! — прервал счет Андреас.
Лекс рухнул в горячую пыль.
— Вы курсанты или мясо?! Курсант Гай, вста-ать!
Лекс через силу повернул голову и увидел, как встает, покачиваясь, курсант Гай, занимавший соседнюю койку, — сперва на четвереньки, потом на колени. Что это с Гаем? Он ведь парень не хилый. Заболел? Рядом скрипнула пыль, и перед глазами возникли слегка запорошенные сапоги командира-наставника.
— Встать, я сказал!
Гай встал. Его шатало.
— Из-за тебя, курсант, твои товарищи получат еще пятьдесят отжиманий! Ты понял? Посмотри на них, курсант!
Лекс не видел Гая, усталость была сильнее любопытства, но слабый, дребезжащий голос приятеля слышал отчетливо:
— Так точно, командир-наставник Андреас! Разрешите доложить… — И Гай упал. Рухнул на землю теперь уже по-настоящему.
Лекс вскочил, забыв об усталости, жаре, боли в мышцах. Бросился к другу, над которым уже склонился командир-наставник, некроз его заешь, хоть и нехорошо так о командире… Андреас перевернул Гая на спину. Из носа курсанта текла густая темная кровь. Сокурсники переглянулись, загомонили.
— Лекаря! — рявкнул командир-наставник.
Лекс кинулся через полосу препятствий к казармам, обогнул снаряды, «скалодром», «лабиринт» из сваренных труб, перепрыгнул неширокий ров, перемахнул через забор, выскочил на плац и понесся дальше. Сердце тяжело билось в груди, раскаленный воздух драл горло, а Лекс почему-то думал на бегу: вот нигде в Цитадели Омега нет пыли. Ни на плацу нет, ни у казарм, ни у домов офицеров, ни у бараков обслуги, ни на кухне, ни на путях, ни в шахтах — нигде! Почему ее столько на полосе препятствий, где каждое утро гоняют курсантов? Специально завозят? Лекс представил себе целый грузовик пыли и чуть не сбился с шага. Одернул сам себя. Там Гаю плохо, другу, соратнику! А он о пыли размышляет.
Лекс бежал по дороге, присыпанной гравием, мимо одинаковых зданий. На улицах было пусто — курсанты всех возрастов на занятиях, офицеры при деле. В Цитадели Омега, которую на Пустоши зовут Замком Омега, нет праздношатающихся.
