Бум!! Бум - бум! Дальше грохот шагов приближающихся гигантов слился почти в дробь. Отпустив примолкшего противника, на подгибающихся рванул к норе. Очень больно. Упал. И тут же, вскочив, не опираясь на левую (перед глазами мелькнула развороченная рана в ладонь) допрыгал до входа. Успел, нырнул и сразу в спину толкнуло. Кто-то еще, не давая нормально опереться, проталкивал меня вниз. Больно, черт! Но ускорился. В голове пусто - кто? Что? Продвинувшись на несколько корпусов, попытался приостановиться, сзади куснули. Самки собаки! По запаху - кто-то из них или обе сразу. Продолжил ползти, но вдруг сверху хлынула вода, да так, что еще и протащила.
Выполз я последним, почти утонувший, минут через десять. Меня уже не ждали, паковали манатки. Пять минут - и никого бы рядом не было. Но я не хитрил, я полз, как проклятый - на инстинкте, кашляя, хрипя, теряя последнюю кровь и цепляясь когтями за оплывающую грязь стен. Полз из могилы. Плечо онемело, немота распространилась на шею и двигалась дальше, к затылку, сознание мерцало. Полз. Полз.
Это были мальчишки. Обычные огромные человеческие мальчишки, от которых разило потом, мочой и прочим человеческим букетом. Два пустых ведра и палка - вот и весь инструмент. Босые. Это я разглядел, когда меня, профессионально ухватив за шею, чтобы не мог укусить, подняли к глазам, рассмотреть. Удостоился. Внизу был мой бескрайний лес - луг, поле. В десятке шагов - тележная колея грунтовой дороги. Пара луж в колее - мои озера. Невдалеке тот лес, в котором я добыл свою первую пищу в этом мире. Шагов двадцать, пятнадцать. Дубы...
Все, что успел.
Меня сунули в мешок, бросив на трупы аборигенов. Добивать не стали - палку надо было поднимать с земли. Или... Ну, не знаю. Что-то гулко гремело, понял только смех. Языка их не знаю, да и в голове шумит, хреново мне. Деревенские, наверно, на шкурки наших бьют - десять шкурок копейка. Далее потерял сознание, не помню.
Ну почему, почему все не так! Мог же прожить свой век на этом поле, как все. Как поколения до меня и никакая сволочь... А так - в первый же день. Ну что я сделал? Что не так? Что за невезуха! Хотел в королевские хомяки - вот и попал.
В темноту завязанного королевского мешка.
Что там короли говорят? Гудят, грохочут, ни слова не понимаю.
Мысль материальна.
Стоп! Я еще в космос хотел! Попрошу не забывать.
- Батяня, дозволь нам с Ишкой на ярмарку. Сегодня городские приедут. Работы все поделаны, маманя ввечеру обещала. Дозволь, мы недолгова...
Тощий усталый мужик с изрезанными морщинами лицом задумчиво и недовольно пошевелил бровями, дернул краем рта.
- Катуня на огороде, сбегай, может еще что ей надо. Сходи, сходи, не ленись. Всех делов не переделаешь, запомни. Почто на ярмарку, разбогатели штоль? Потом ко мне возвращайся, я дел-то найду. Ярмарка, ага...
- Мы мышов за неделю у поля почти две сотни набили. Хряська пять полных медяков за шкурки дал. Как договаривались - вот деньги, а медяк наш с Ишкой. Дозволь на ярмарку. У нас еще мышь подбитый остался, шкурка порченая, а на ярмарке городские из жалости, может, куплять. Пропадет мышь - и деньги пропадут. Хряська порченных не берет. Дозволь попытаться. И в дом чего прикупим, если насмотрим. Дозволь, батя.
Белобрысый пацан лет десяти еще раз искательно заглянул в отцовские глаза и, не дожидаясь ответа, закричал:
- Ишка-а! Бегим на ярмарку, мыша бери...
- А вот он, мышь - подняв над головой берестяную коробку откликнулся вывернувшийся из-за плетня Ишка, точная копия старшего брата, только сопливая до крайности.
- Да не тряси ты туес, подохнет. Мягче неси. Вот так. Побежали!
Этот черный (черный, черный!) человек и впрямь казался мальчишкам черным от глубокого черного цвета бархата и шелка богатого (страшно богатого!) одеяния. Ни одной светлой искры, блика на ткани. Нет, мальчуганы конечно не понимали про бархат и шелк. Страшный, огромный, богатый, чужой! Навис над пацанами, расположившимися у дорожной обочины - сразу за нищенским рядком, сиротливо притулившимcя у площадки деревенского базара, такого же беспросветно убогого, как и вся эта забытая богами большая деревня. Да, было когда-то, было, но теперь... эх, только рукой махнуть. Мальчишки, нагнувшись над туеском, палочкой старались расшевелить лежащее там тельце.
- Он подох, я же тебе говорил!
- Не подох, вон бок шевелится, дышит.
Возникший как из воздуха страшный большой наклонился, рассматривая добычу - испуганно сжавшихся мальчишек и коробку с клубком грязной шерсти на дне. Ни один из нищих не посмел нарушить тишину попрошайскими стонами и жалобами, а ближайший стал потихоньку отползать.
- Это что?
- М-мышь. Он живой... раненый.
Боль! Боль, как толстая полая игла, вошла в плечо, разрывая плоть, мозг, выталкивая из беспамятства. Сокрушая огненным валом смертельное равнодушие, сопротивление сознания, не давая опомниться, прийти в себя, схитрить, хоть что-то придумать, оценить обстановку. Сводящая с ума. И я открыл глаза.
И посмотрел.
Через эти щелочки. Он схватил меня за шкуру на шее, собрав в горсть всю кожу с головы и спины. Наверно, даже попу резало как стрингами (Кузя, хихикая, рассказывала), если бы я мог различить это на фоне раздирающей боли. Возможно, кожу на спине от мяса оторвал, но и это догадка. Ничто не могло пробиться через звенящий ужас, выжигающий плечо, спину, голову!
Сжав разрывающееся сердце, я вцепился в источник терзающей меня боли. В руку. Хотелось сказать - из последних сил, но не знаю, было у меня когда-либо их больше.
Он пытался оторвать меня, ломал, крошил, потом начал размахивать рукой, но cорвать можно было только с тем куском мяса, который я сжимал в челюстях. Вот и пригодились клычки.
Все-таки оторвал, медленно выламывая челюсть. Сил не хватило. И, уже теряя себя, посмотрел ему в глаза со всей силой ненависти, безнадежности и надежды, формируя посмертное проклятие, если такое существует. Взгляд моего мучителя изменился, что-то мелькнуло и я отправился в полет маленьким залитым кровью комочком сплющенного изломанного разорванного мяса.
Солнце, небо, темнота...
С грохотом проломил спиной пирамиду ящиков, ударился затылком о стену, по ней же и сполз на асфальт. Последние метра три полета, не знаю как, но чувствовал, видел себя со стороны летящим на двухметровый штабель, аккуратно сложенный у стены.
Солнце, небо...
Надеюсь, в привычку не войдет?
Опять сижу, тупо пялюсь перед собой, мыслей нет... Ой, есть одна! Импульс, это который скорость умноженная на массу. Масса резко возросла, а импульс сохранился неизменным, вот скорость и упала. Врезался, но не смертельно, стену не развалил, не пробил и не влип...
