Возвращаясь в отель, Хайд решил зайти в подвальчик на набережной. В лунном свете мачты стояли на реке, словно черные спицы. И пахло удушливо–сладким духом дешевою заведения. Хайд выпил. Он был одет так, чтобы не быть узнанным. И носил с собой саквояж со сменой одежды, дабы осуществлять подмену двойника. И его не узнал никто. Правда, пока он пил, в задумчивости глядя на реку через полукруглое окошко, у него стащили саквояж. Он пьяно, по–детски огорчился пропаже, но у него хватило благоразумия не устраивать шума.
Вернувшись к отелю за полночь, он поинтересовался у привратника, не прибыл ли мистер Хайд. Тот взглянул подозрительно на пьянчужку, закутанного в плащ, но сказал, что Хайд у себя, и по секрету сообщил, что не один.
— Я не один, — пьяно ухмыльнулся Хайд в пространство и отправился скитаться до утра.
Утром, пробравшись в номер, он нашел там Питера совершенно переменившимся. Оказывается, у того была дама. Назойливая поклонница вчера похитила его из гримерной и повела в мультифотограф.
Так двойник лишился девственности и приобрел новое увлечение. Теперь в обязанности Хайда стало входить не только снабжение двойника леденцами, но и женщинами. Это было и трудно, и нетрудно. Поклонниц, исполненных энтузиазма хотя бы единожды отдаться своему кумиру, хватало. Пришлось придумать способ приводить их в номера гостиниц, где останавливались в ходе турне, и меняться с Питером местами. Но это беспокоило. Оставаясь наедине с женщиной, Питер мог сказать лишнего. Женщина могла догадаться, что произошла подмена. И каждый раз, оставляя свое отражение наедине с незнакомкой, Хайд изводил себя самыми скверными прогнозами, не мог спать, не мог писать. Он и в страшном сне не представлял себе таких мучений.
Мрачная тень накрыла его жизнь с этой сырой ночи в Лайоне. И страх разоблачения и позора не отступал от него, тащился следом и при первом же удобном случае заглядывал в лицо. Ситуация была тем мучительнее, что Хайд сам мог иметь отношения только с определенными верными женщинами, потому что вынужден был раскрывать в момент близости самую главную тайну своей жизни — что он фейери — некстер — иной.
И еще стало совершенно необходимо выгуливать двойника по мультифотохоллам между концертами. Хайд ненавидел мультифотограф. Питер стал его фанатиком. Хайд имел сложные отношения с женщинами. Питер обнаружил неординарные сексуальные запросы, будто наверстывал упущенное за годы.
Но однажды Питер вспомнил рассказ Хайда. И вспомнил его именно применительно к мультифотографу.
— Та история, — сказал наивный музыкант, — она… Ну, так как ты ее рассказывал, она не может быть книгой.
— Почему? — удивился Хайд.
— В твоей истории люди не говорили!
— Ну, это потому, что я просто рассказывал ход событий, а не содержание книги. Я рассказывал, что происходит, и опускал подробности: кто что кому сказал… — с изумлением от такой наивности начал объяснять писатель, которого ужаснуло уже то, что Питер вспомнил об этом рассказе.
— Ты не понимаешь! — с радостной улыбкой хлопнул развязный Питер по плечу своего творца. — И не нужно, чтобы говорили. Это же мультифотограф!
— Что? — опешил Хайд.
— Я узнал. Для того чтобы сделать мультифотографическую ленту, — пояснил неофит нового искусства, — сначала пишут для нее историю. И то, что ты рассказывал, — оно может стать такой историей. По ней сделают мультифотографическую ленту!
Нужно ли говорить, каким ударом стало это для Хайда: этот добрый идиот собирается написать сценарий о самом сокровенном в его жизни. О том, что никому нельзя рассказывать. И как отговорить его?
Это был тяжелый момент. Но дальше пошло куда тяжелее. Питер делался все капризнее. И потихоньку расспрашивал о том, как пишутся сценарии. Хайд отвечал уклончиво, отчасти потому, что и сам этого не знал. В какой–то момент он стал замечать, что у него пропадает бумага…
От воспоминаний Хайда внезапно отвлекли шаги нескольких человек. Он вернулся в реальность, на верхнюю палубу парома. Обернулся.
Перед ним стояли трое высоких молодых людей.
— Мистер Хайд, не так ли? — сказал один из них.
— Не имею чести… — ответил Хайд, вглядываясь в лица под широкими шляпами.
Трое были похожи на представителей службы безопасности синдикатов, но таковыми не являлись со всей очевидностью. Казалось бы, те же серые долгополые сюртуки, шляпы похожие… но выправка и осанка не те. Да и фигуры выдавали скорее атлетов, нежели ищеек. И, конечно, совсем нет того непередаваемого чувства превосходства, которое исходит от чиновников службы экономической безопасности.
— Вы ведь не откажетесь проследовать с нами? — сказал один из ряженых.
— С чего вы взяли, что не откажусь? — усмехнулся Хайд.
Он расстегнул пуговицы дафлкота.
— Вы производите впечатление благоразумного человека, мистер Хайд, — сказал все тот же из них; видимо главный.
И тут же, как по волшебству, в руках у них появились короткие толстые плети.
— Кто вы такие? И почему я должен вам подчиняться? — сказал Хайд, гордо вскидывая голову, хотя и так уже понял, кто они, и по манере говорить, и по их оружию.
— Нам перепоручено назначить цену. Вам предписано платить. Таков промысел свыше!
— Кто вас послал? — вновь спросил Хайд.
— Тот, кто знает стоимость всего. Тот, кто назначает цену.
— А если без проповедей? Кому вы подчиняетесь? Я имею в виду на тверди бренной. Мэдок? Куда мне с вами следовать? К кому?
— Вас хочет видеть мистер Быстрофф.
«Оранж, долгоносая крыса! — зло подумал Хайд. Вот как, значит, ты служишь своему кормильцу!» Это были, разумеется, силеры — люди Огисфера Оранжа. А тот о свою очередь не только и не столько секретарь Мэдока, сколько верный приспешник Быстроффа. У Хайда имелись свои причины ненавидеть эту мерзкую секту, попиравшую все устои мира своими догматами. А у них были свои причины ненавидеть его — фейери.
— Вам бы лучше застегнуть верхнюю одежду, — оскалился главный, — здесь свежо. Еще простудитесь. А упорхнуть мы вам не дадим.
Ну что ж, это был еще один намек на то, что претензии к нему не как к человеку, презревшему финансовые интересы нанимателя, а как к фейери — инородцу, некстеру по терминологии силеров.
Вместо того чтобы последовать совету, Хайд быстрым движением скинул дафлкот на палубу и остался в коротком сюртуке, не сковывающем движения.
Он ткнул пальцем в главного и сказал:
— Если вы джентльмен, то предлагаю вам объясниться. — И встал в боевую стойку, держа кулаки перед лицом, полуразвернув корпус, пружинисто согнув ноги в коленях. — Давайте решим один на один, как подобает джентльменам, иду я с вами или нет.
