На всякий случай я снял трофейный калаш с предохранителя, а «МР-5» передвинул к груди, чтобы в случае опасности отреагировать моментально. Не зря меня назвали Вестником. Всегда предугадывал выбросы, и считал, что лучше «пере», чем «недо». Поэтому и жив.
Хотя, с выбросами нет никакой мистики. Просто меня с полгода назад подстрелили фанатики «Последнего дня», и теперь перед каждым выбросом место ранения начинает ныть. Неприятно, конечно, но полезно. Своеобразный детектор аномалий. Как там было в анекдоте про продажу котенка? «Встроенное урчало», вроде бы. Вот так и у меня.
Я замер. Не стоило так расслабляться. Отогнав посторонние мысли, я достал из кармана болт, и кинул его перед собой. Кусок металла приземлился в метре передо мной без особых проблем.
Вроде бы все нормально. И все равно что-то не давало успокоиться. Может быть этот дождь, от которого мои следы так отчетливо видны, а обзор ограничен? Может причина в чем-то другом? Да и не в этом дело.
Я просто чувствовал, что близится что-то очень нехорошее. А когда я говорю «нехорошее», то это обычно случается. Но это так — для справки.
Интуиция сейчас действительно колотилась в рассудок, требуя повернуть.
Но что могло случиться? Аномалии? Да какие тут аномалии. В дождь почти все аномалии видны как на ладони. Тогда что?
Кончики пальцев неприятно закололо. И, все-таки, что-то не так.
Я оглянулся. Сзади меня, там, где к пепельно-серому небу взбирались черные монолиты холмов, уже ничего нельзя было разглядеть. Туман, наполнивший долину, который и без того пугал до дрожи, теперь стал зеленовато-черным, и принимал сейчас самые причудливые формы, а ветер, завывая в сваленных на дне долины трубах, напевал грустную песню.
Печальный вой, напоминающий зов Чернобыльского пса, переходил в шепот, и мне казалось, что тысячи призрачных фигур, обступая со всех сторон, пытаются что-то мне сказать.
А потом впереди, метрах в трехстах, возникла фигура человека в таком же, как у меня, балахоне. В схожем, но не таком же. Рукава дождевика были более чем метровой длины, и напоминали скорее крылья огромной черной птицы, а капюшон так сильно нависал на глаза, что лица незнакомца и вовсе не было видно.
Правой рукой я ухватился за рукоять «АКС», левой за «МР-5», и, скрестив стволы, развернулся в сторону странного человека. А человека ли?
Покажись он сзади, я мог бы просто уйти. Уйти, и проследить за ним как за теми двумя мародерами. Но он шел прямо на меня, и я должен был действовать.
— Приветствую тебя, вольный ходок. — Странный человек поднял правую руку, вытягивая рукав одеяния из густой массы тумана.
Сейчас он, больше чем прежде, напоминал мне странную, уродливую птицу, размахивающую огромными крыльями.
— Ты кто? — Пальцы легли на курки, и ствол пистолета-пулемета уперся в цевье «АКС».
— Меня зовут Баюн. — Странный человек приблизился. — А как твое имя, сталкер?
— Почему ты ходишь ночью по Зоне? — Ответил я вопросом на вопрос.
— Мое время — ночь. — Он сделал еще один шаг, огибая небольшую «карусель».
Грамотно. А вот я не заметил этой аномалии. А я в Зоне уже четыре года. Как я не увидел аномалию, а этот человек так легко ее миновал? А может он вовсе не человек? А кто тогда.
Ну, сам подумай. — твердил разум. — капюшон, походка, нечеловеческие возможности. Это явно излом.
— Что значит «твое время»?
— Я не хожу по Зоне днем…
Мне внезапно вспомнился рассказ Призрака об изломах. Он говорил, что эти мутанты очень похожи на людей, но вместо одной из рук у них огромная гипертрофированная конечность, которую мутанты успешно скрывают под просторными плащами. Пользуясь тем, что сталкеры принимают их за людей, изломы подбираются к одиноким ходокам, и ждут, пока те отвернутся, а потом одним ударом сносят голову. Призрак рассказывал, что время охоты изломов — ночь, так как ночью менее заметны их отличия от людей.
— Ночь, говоришь?
Палец на курке «калаша» заерзал. Я прекрасно понимал, что если передо мной излом, нужно стрелять. А вдруг это сталкер? И где мой принцип «лучше «пере», чем «недо»»?
Надо стрелять. Надо стрелять пока эта зверюга не разрубила меня пополам.
А если я утрирую? Если это всего лишь человек в балахоне. У страха ведь, как говорится, глаза велики. Ладно, немного подождать можно. Если он излом, то что-нибудь обязательно у меня попросит. Вот тогда я и спущу курок.
— Да, брат-сталкер, ночь. Днем суета — мутанты, анархисты. Ночью — другое дело. Все сталкеры боятся ходить по Зоне ночью, а я наоборот люблю. Душа у меня такая.
Незнакомец согнул левую руку, и я увидел побледневшую кожу запястья. Вполне человеческого запястья.
Черт, что это со мной. Вестник, соберись!
— А ты, я вижу, с рейда?
— С рейда. — Я все еще не опускал оружие, но собеседника это, похоже, мало заботило.
— Не поделишься аптечкой? У меня тут брата недалеко ранило, а ты все равно уже назад идешь. Я расплачусь…
Вот этого я и ждал. Он попросил, как просит излом.
Когда вторая конечность незнакомца взметнулась вверх, я нажал на курок. Приклад «МР-5» ткнулся в плечо, и тут же выстрел из «АКС» компенсировал удар.
Две пули влетели странному собеседнику под капюшон, и в разные стороны брызнули фонтанчики крови, кажущейся в сумерках черной.
Тело существа кулем свалилось на траву, и я тут же шагнул к нему. Откинув в стороны полы плаща, я уставился на окровавленные руки покойника — вполне человеческие руки.
В правой он сжимал пачку пятисотрублевых купюр, а на левой светилась голубоватая подсветка закрепленного на запястье ПДА. На экране виднелась надпись:
«Погиб сталкер: Баюн. Милитари. Огнестрельное в голову»…
Пацифист
(Сергей «Ssereys» Семенов)
В Бар я зашел ненадолго, так, расслабиться немного, передохнуть перед дальней дорогой. Медведь, когда отправлял меня в эту «ходку», которую называл по военному четко — «задание», рекомендовал вообще пройти всю эту обширную базу, нигде подолгу не задерживаясь и никуда не заходя — просто войти в одни ворота, и «сквозняком» в другие — сразу на Росток, что бы оттуда пробраться на болота Янтаря, к месту своих действий. Но я решил, что могу слегка задержаться, выпить пивка, и вот, вляпался в неприятность.
Ситуация, начавшаяся глупой, дурацкой шуткой, оказалась патовой — назад не отыграешь, и дальше двинуться некуда. Мы оба — я и мой давний неприятель Петька Бык — одной рукой удерживали кружку пива, не позволяя сопернику перетянуть ее на свою сторону, одержав верх в этой стычке. Другую руку каждый из нас держал на оружии, наготове.
Бык был неправ — не прав, как говорится, на все сто. История нашей неприязни тянулась много месяцев, и оба мы подзабыли, с чего все началось. А сегодня Петька попер «на рожон», то ли надеясь безнаказанно меня унизить, то ли с самого начала намереваясь довести ситуацию до серьезной ссоры. Едва я потянулся к заказанному мной пиву, как Бык, подойдя сзади, молниеносным движением схватился за ручку этой же кружки, намереваясь отобрать мое пиво!
Нет, такого оскорбления я не мог ему спустить. Выглядящий тупой, здоровенной дубиной, Петька изрядно походил на классического быка-пехотинца из «братков» начала 90-х годов прошлого века — гора мышц под два метра ростом, мощный шишковатый череп, едва прикрытый коротюсеньким ежиком — узнаваемый, в общем, образ, за что и получил это прозвище. Однако тупым он не был, совсем нет. Бык хитрый и умный, он «лепит» простоватого, недалекого качка, умело используя преимущества этакого к себе отношения — мол, дубина, что с него взять….
И теперь мерзавец провоцировал меня, подначивая, подбивая начать столкновением первым и одновременно лишая возможность отступить с честью и без драки. Конечно, в рукопашной с этакой горой мышц справиться мне будет нелегко, и не факт, что вообще удастся.
Правда, огромная физическая сила в Зоне мало что значила — простой дробовик вполне уравнивал шансы на победу в ближнем бою, а уж с дальней дистанции снайперка давала возможность расквитаться с обидчиком любому, даже самому слабому и неумелому в «рукопашке», сталкеру. Но Бык-то в самой Зоне почти и не бывал — должность охранника в Баре давала ему возможность существовать безбедно, и не требовала обязательного участия в «ходках». Так что проживал он по большей части за надежными укреплениями, в сытости и относительном спокойствии.
Здесь, в Баре, открывать стрельбу запрещено категорически. Мне в руку просилась любимая «Беретта» — калибр девять миллиметров, удобная рифленая рукоять с мягкими прорезиненными накладками, мягкий и плавный спуск, словом — верная и почти мгновенная смерть при стрельбе на малых дистанциях. Очень серьезный довод в подобной ситуации, поверьте мне на слово. Но пустить ее в ход было нельзя, во всяком случае, сделать это первым.
