— Не тот вектор, — ахнула она, сама бледня как полотно и с размаху пнула вот-вот обязанное сдетонировать оружие. Граната улетела куда-то в темноту. Но взрыва почему-то до сих пор не было.
— Ик! — пьяно выразил свою досаду тот, кто ее и метнул. — Опять забыл чеку снять.
Женский рык на два голоса был ему ответом.
Видимо в изрядно попорченных не слишком качественным алкоголем мозгах ополченца, еще недавно бывшего батраком у преуспевающего фермера, как-то не сложилось действие «чародейской» гранаты и недвусмысленно высказанное им ранее желание поиметь этих двух заносчивых сучек, себе на беду встретившихся с доблестным семнадцатым вспомогательным отрядом армии его величества Императора Аксимилиана Первого. Поэтому, выбросив из головы сам факт, что объект вожделения мог быть секундой ранее приведен в полнейшую негодность для использования по «тому самому» назначению, командир пьяной ватаги уже полностью вывалившейся на дорогу одним рывком упал на так удобно разлегшуюся на земле Селес.
— Уй! — тычок ствола от полностью растерявшейся будущей императрицы, забывшей о такой неочевидной для эльфийки вещи как предохранитель, только добавил ярости уже полностью раздухарившемуся ополченцу: — Да я тя сщаз! Робяты, вяжи ее! Брыкается кобылка!
Попытавшаяся было ударить рукояткой пистолета по нависшей над ней мордой Селес получила мощную оплеуху, заставившую ее голову безвольно мотнуться, а сознание ненадолго уйти гуда то в далекие дали. Эльфийская конституция — что тут говорить. Впрочем, занесший руку для повторного удара насильник, уже хозяйственно примеряющийся к совершено ненужной в данный момент одежке своей жертвы, внезапно ощутил на своей шее чьи-то тонкие ласковые пальчики, одним случайным, мимолетным касанием вырвавшие ему кадык…
— Кхрх! — если в издаваемых порванным горлом звуках и можно было распознать наполненные страхом смерти призывы к товарищам о помощи и мщении, то в тот момент они остались без ответа. Ворвавшаяся в сгрудившуюся вокруг толпу ополченцев тень, хоть и лишенная совсем недавно охраной императрицы всего колюще-режущего арсенала, вплоть до заколок в волосах, взорвалась целым вихрем ударов, практически невидимых в неверном свете звезд и кокеток лун, в смущении укутавшихся тонкой вуалью перистых облаков.
Брызги крови, выдавленные и болтающиеся на тонкой ниточке нервов глаза, неестественно вывернутые из порванных суставов конечности, звуки выплевываемых от резкого удара внутренностей и совершенно непередаваемое стаккато ломающихся костей. Тонкие звонкие щелчки лучевых костей, хруст сминаемых и крошащихся ладьевидных и полулунных, тихие хлопки ключиц и громкий влажный треск переламываемой берцовой, стыдливо показывающей сахар изломанных концов в открывшейся безобразной ране… Какофония боли и разрушения…
Конец избиению не протрезвевших и пытающихся разбегаться вояк положили две белооперенные стрелы, вонзившиеся двум последним оставшимся на ногах насильникам в головы и пробившие их черепа словно бумагу.
— Гаденыши, — с чувством сказала Шаэла, оказавшаяся от одного из них буквально на расстоянии вытянутой руки. — Зачем, скажите на милость, было забрызгивать меня его мозгами?! Платье теперь точно испорчено.
— Оно и так словно на бойне вместо тряпки использовалась, — начал было отвечать ей предводитель охраны, но поперхнулся, увидев пристально нацеленный на него взгляд персоны, голыми руками способной вырвать кому-нибудь сердце. А уж после того как он понял, что она умудрилась остаться вполне чистой несмотря на учиненную ей резню, если не считать тех самых злополучных пятен, то и вовсе предпочел сделать пару шагов назад и наложить на тетиву новую стрелу.
— Куда, возлюби вас драконы, демоны и шелудивые гоблинские шаманы разом, вы подевались?! — уже приведенная в чувство целителем и поднимающаяся с земли Селес едва только не плевалась ядом, впав в органичное сочетание женской истерики и бешенства. — Меня чуть не убили той гранатой!
— Волки, — жалобно пролепетал самый молодой из эльфов, видно еще не успевший освоить великую армейскую мудрость, что когда начальство гневается, внимания его лучше не привлекать во избежание проблем со службой. И не так уж и важно, кто на самом деле виноват, если козел отпущения уже будет назначен.
— Оборотни? — подозрительно осведомилась Селес. — Или мутанты, изменившиеся под влиянием Хаоса? Но их бы должны были почуять завербованные охотники на чудовищ, охраняющие границы лагеря! Мы же от него буквально в двух шагах!
— Да нет, обычные, — принялся оправдываться горе-телохранитель. — Два матерых и четыре детеныша. Мы им по логову прошли и провалились…
— Мда, теперь я понимаю, почему Тени иногда выполняют очень специфические заказы, — прошипела девушка, которую чуть не убили и собирались изнасиловать. — Воистину свой идиот опаснее, чем чужой шпион, пробравшийся вглубь клана. Шаэла! Ты… ты принята на работу!
Безуспешно пытающаяся оттереть ошметки мозговой ткани от платья, шпионка угрюмо кивнула и дополнила свое решение звенящим от омерзения и злости голоском:
— Да, моя госпожа.
В этот момент разум Шаэлы был больше занят размышлениями о том почему одна из подвесок украшавших ее платье (бывшая на самом деле амулетом контроля животных) сработала совсем не так как предполагал его давно уже почивший создатель или теперешняя владелица. Так что ответ на решение работодателя был произнесен на полном автомате. Что впрочем не помешало будущей императрице величественно кивнуть и озвучить свой первый приказ:
— А теперь в лагерь и мыться.
Где-то в просторах южно-китайского моря…
Влажный метроном падающих капель, серые щупальца порохового дыма, затянувшие внутренности трюмного помещения покачивающейся на мертвой зыби лайбы. Шелест волн и крики кружащихся где-то там в вышине под лучами ненавистного солнца чаек…
Все это лишь аккомпанемент тишине. Мертвой тишине… той самой что наступает внезапно подобно выстрелу и длится бесконечность за бесконечностью… А все эти звуки проходят где-то там, снаружи, не задевая скованный пеленой усталости разум, все еще находящийся под воздействием фуги ярости, наполненной туманом страсти и щедро покрытой пенкой кроваво алого наслаждения…
Шелест волн и это убаюкивающее покачивание, полоски солнечного света медленно крадущиеся по доскам настила, то тут то там отражаясь в темных влажных зеркалах начинающей сворачиваться крови… Неудержимая дрожь сбитых пальцев находящаяся за гранью сознания, за гранью ощущений боль истерзанного тела…
