прямо в дверях, второй успел проскочить на крыльцо. И все это без звука. Непонятное всегда пугает, и из дома ударили выстрелы. В «молоко», разумеется. Потратив немного патронов, в доме угомонились.
Потом я услышал шелест. Сидел я за углом сарая типа «сеновал» – запах свежего сена был просто одуряющим, и, отмаячив Женьке, сторожко дошел до той стены, которая была обращена к полю. Пока из дома стреляли, шустрики, спавшие на сеновале, разобрали крышу и уже спустили на землю растрепанную девчонку.
Деваха, неэстетично брякнувшись на землю пятой точкой, тут же обзавелась небольшим револьвером. Ребята по очереди приземлились рядом с ней. Какой-то пистолет, здорово смахивающий на наш ТТ и МП-28. Ждать, пока меня придут убивать, я не стал – и так все понятно, и пока мужики не утвердились на ногах, влупил по всем троим длинную очередь. Пусть черти их на том свете сортируют.
Здесь-то я и лоханулся. Привычка сразу же менять магазин чуть было не убила меня, да и извращенные воспоминания двадцать первого века сыграли со мной дурную шутку. Ночная игра в двух мальчиков и одну девочку в этом времени еще не распространена.
Прямо рядом с моей щекой свистнула пуля, и тут же в проем в мою сторону полетела граната. К счастью, немецкая «колотушка», а у нее замедление семь секунд. Я бросил автомат, рыбкой прыгнул вдоль стены и кубарем покатился вдоль нее – тут уж было не до эстетики. Стрелок на звук выстрелил еще раз и опять чуть было меня не зацепил. Вильгельм Телль долбаный.
Жахнул взрыв, свистнули осколки, по ушам ударила взрывная волна, но я тут же встал на ноги и как можно тише направился обратно, сжимая в руках «вальтер» и небольшой камень, прихваченный мной у стены. Остановившись у своего автомата, я присел на корточки, положил «вальтер» на землю и кинул камень обратно вдоль стены с таким расчетом, чтобы он ударился в самый низ и отскочил в землю.
Выстрел ударил опять и точно в то место, куда попал камень. Пока не утих звук выстрела, а в замкнутом пространстве он еще слышнее, я подхватил автомат и высадил весь магазин в то место, откуда стрелял снайпер. Потом сменил магазин и, двигаясь обратно вдоль стены, добавил по уровню пола чердака еще тридцать два патрона. Ибо нефиг.
Никаких звуков слышно не было, и я, дойдя до угла и никого не обнаружив, так же тихо вернулся к дому.
Женька никак себя не обозначил, но в его случае это не показатель. Мой друг спокойно может лежать под ногами у противника, укрывшись за препятствием, за которым не сможет спрятаться некрупная собака. Все зависит только от того, сколько времени у него будет на маскировку. Сейчас Евгений, вероятнее всего, ушел за дом, и, проверяя это, я засадил по окнам очередь из десятка патронов. В ответ из дома ударила длинная очередь из немецкого автомата, но стреляли не по мне, а в Женькину сторону.
Стрелок так усердствовал в желании завалить моего друга, что неожиданно для меня сильно подставился. Чуть прикинув, я добавил короткую в три патрона очередь и услышал тяжелый глухой стук – убил или тяжело ранил в голову. Стену не пробьешь, но автоматчик стрелял, перегнувшись через распахнутую раму, и был мне немного виден.
Видимо, в доме после взрыва гранаты меня уже отправили на тот свет. Звуков очередей из моего автомата с глушителем в доме не слышно, а винтовочные выстрелы можно было бы списать на добивание моего бренного тельца.
Я вернулся за угол сеновала и тут увидел кровь. Она стекала по стене сеновала, и было ее много. Очень много. Тяжелое ранение в живот несколькими пулями навылет – снайпер еще жив, но не жилец. Сильное кровотечение бывает только у того, у кого еще работает сердце, но с таким ранением человек уже через несколько мгновений и пальцами пошевелить не сможет.
Особо думать я не стал. Позиция у меня выбрана, и, пока Женька не объявился, менять ее нельзя – можно нарваться на дружественный огонь. То, что моего друга не слышно, это не показатель – Женя обычно работает ножами. Поэтому я достал из разгрузки два камня размером с гранату – мой старый и надежный прием. Прикинув траекторию – до распахнутой двери в дом было метров двадцать, я закинул в нее камень с воплем:
– Гранатен! – Камень залетел в дверь, раздался стук, но никакого шевеления вроде воплей и стука падающих тел я не услышал.
Вторую такую же «гранату» уже без вопля я засадил в раздолбанное выстрелами ближайшее окно и сразу же метнулся, нет, не на крыльцо, а к углу дома и опять стал прислушиваться.
В доме было тихо. Камень уже отпрыгал положенное по комнате и угомонился. Я сидел у угла дома лицом к воротам сеновала и теперь видел часть двора. Так прошло минут двадцать. Тишина стала надоедать, поэтому я достал из разгрузки гильзу и запустил ее в окно наискосок. Гильза ударила в раму и, улетев внутрь, звонко запрыгала по полу. Тишина. Следующие двадцать минут показались мне вечностью.
– Развлекаешься? – Женька появился вроде ниоткуда, но я ждал его – ствол моего автомата смотрел в сторону его позиции.
Видуха у моего друга была – облезешь. Руки по локоть в крови, в правой руке нож обратным хватом, в левой руке «вальтер» с глушителем. Маскхалат в трех местах порван, а на левом плече порезан. И царапина во всю левую щеку.
– У тебя сколько? – чуть слышно спросил мой друг.
– Три плюс на чердаке смертельно раненный и в доме кого-то в голову зацепил, – так же тихо ответил я.
– В доме убил. Осторожный, гад. Меня чуть было не подловил. Вовремя ты очередь по окнам засадил. Не ждал он этой очереди – задергался и стал давить меня на моем старом месте. А тут ты. Пойдем, сеновал глянем. Дом и остальные сараи я уже проверил. Никого живым взять не удалось. Камикадзе какие-то – дрались не на жизнь, а на смерть. Был один живой, но нож в брюхе однозначно не лечится.
Сторожась и прикрывая друг друга, мы дошли сначала до внешней стены, где я показал кровавую кляксу, добравшуюся до земли. Кровь уже не текла.
Затем по скрипучей приставной лестнице мы поднялись на чердак и увидели ее. Молодую и красивую, но уже умершую от четырех ранений в живот девчонку лет девятнадцати. Ее винтовка лежала рядом. Старый потертый «Манлихер» тыща восемьсот лохматого года и даже без
