всех крупных городов на пути следования были обрезаны до получаса – минимального времени, необходимого железнодорожникам для замены паровозов и иных необходимых мероприятий. Но подчиненные князя Хилкова подобный форс-мажорный вариант следования «Пассажира номер один», судя по всему, просчитали заранее. Третьи сутки наблюдавший в калейдоскопе вагонных окон картинки быстро меняющихся пейзажей Петрович даже одобрительно буркнул под нос: «Умеют, когда надо. Одним словом, это Россия. Что там, у нас, что здесь. Запрягаем долго, ездить можем скоро. Или могём. Как кому больше нравится…»
С поездом-дублером разошлись на Байкале. Пока царский состав переправляли через озеро на палубе паромо-ледокола, орлы Спиридовича покатили по Кругобайкалке, прибыв в Иркутск на четыре часа раньше их. Поэтому ко второй за месяц торжественной встрече самодержца, что само по себе было явлением необычайным, все, кому положено из числа городского и краевого начальства, подготовиться успели.
Чего нельзя было сказать о местной сибирской погоде. С юга пришел циклон, а с ним – шквальный ветер и фантастически мощная снежно-дождевая гроза. Весна вступала в свои права решительно и властно. Так же, как сама Россия – в новое будущее, под гром салютов и гулкую медь победных фанфар. Разверстые хляби небесные грозно рокотали в вышине. Покрытая кипящей дождевой рябью могучая Ангара дробила в пене стремнин запоздалые льдины. Талые ручьи сливались в мутные бурлящие потоки, а вековые ели и кедры по склонам распадков стонали, выгибаясь дугой под яростными порывами шелонника.
* * *
Вагнеровский разгул стихии, бушующей за оконами вагона, был вполне созвучен душевному состоянию Петровича. Правда, причин к хмурому взгляду на мир у «русского Нельсона» хватало помимо ливня за стеклом.
Казалось бы, какой смысл полному адмиралу и свежеиспеченному графу с Георгием на шее (вдобавок миллионеру) рефлексировать? Да, предстоит жить и умереть в первой половине ХХ столетия. Но с этим он смирился. Кроме непривычных условностей и определенных бытовых неудобств в новом для него «старом» мире было много хорошего, начиная с жизненной перспективы и заканчивая отсутствием «диктата зомбо-ящика» и незагаженной природой. Проблема жизни с «чужой» женой отошла куда-то на второй план, тем более что детей Всеволода он любил. Это было проверено на практике.
В шкурке Руднева Петрович не просто освоился, но со временем почти сроднился со своим «базовым я», причем не только на уровне обещанных ему перед переносом профом с Фридом рефлексов, памяти и интуитивных предпочтений, но и где-то, как-то гораздо ближе. Процесс пошел с самых первых диалогов с «альтер эго Федоровичем» в состоянии «под сильным шофе». И иногда во сне, с устатку.
Судя по всему, зашуганные Анатомом яйцеголовые лажанулись по-крупному в своих расчетах, ибо реальный Руднев в их с Петровичем общей голове совершенно не собирался присутствовать исключительно в виде набора полезных для Петровича навыков и знаний. Общение их (к счастью, вполне дружелюбное) постепенно перерастало в форму некоей «позитивно-интегральной личности с доминированием смысловых установок реципиента над таковыми у донора».
Именно так удивительное состояние слияния душ и разумов путано-оптимистично нарек Фридлендер. Кстати, сам он, как и троица его товарищей «по попадосу», так же переживал нечто подобное. Позже, в Питере, во время толковища в узком кругу на тему нюансов их душевного самочуствия, даже замечание Балка о том, что «дядюшка Фрид, похоже, не совсем в курсах, что его персональный донор, варяжский стармех, с коим он интегрируется, может в 1907-м загреметь в психушку», нимало его не смутило.
Как водится, представитель ученого сообщества моментально натараторил ворох железобетонных аргументов для обоснования своей очередной гениальной теории. И как обычно, его бурный поток сознания был бесцеремонно прерван балковским «отставить, будя народу мозги компостировать». С добродушным добавлением мантиссы в форме резулятивной части: «Раз с катушек не съедем, остальное не принципиально…»
Возможно, когда-нибудь большая наука дойдет до серьезного выяснения вопроса, а способны ли два человеческих интеллекта ужиться под одной черепушкой и к чему, в конце концов, такое противоестественное сожительство может обоих привести? В этом случае Петрович, он же Всеволод Федорович Руднев, один из четверых, или, вернее, восьмерых участников натурного эксперимента на заданную тему, смог бы порассказать господам ученым много занятного. Сегодня же для него было вполне ясным и важным другое: патологическое психическое расстройство вроде синдрома раздвоения личности ему и его товарищам, похоже, не угрожает. Стойкость их разума за этот год достаточно проверена «на излом и на разрыв». И, как ни крути, это большой позитив.
В самом деле: позади у них остался период жесточайшего морального и физического напряжения. Каждый на своем месте выложился на все сто, даже хитроумного Фрида упрекнуть язык просто не поворачивался. Все, чего от него добивались Петрович, Вадик и Василий, было сделано точно. И в срок. Попытка побега?.. Ну, объективно-то причины бояться у него были, во всяком случае если бы в столичку к нему на стрелку прибыл «чистый» Колядин XXI века. Только вот, как выяснилось, именно Василий Балк подошел к «позитивно-интегральной личности по Фриду» ближе всех из их компании. К счастью для остальных троих…
Если же брать шире, то у Петровича были все основания для гордости и уверенности в завтрашнем дне. Какие? Можно посчитать на пальцах, для интереса. Выиграна вчистую преступно профуканная в их истории война с японцами. Раз. Трое иновремян входят в ближайший круг государя. Причем Николай не тяготится такой ситуацией. Наоборот, он отстроил схему принятия решений с обязательным учетом мнения «волхвов». Это два. Он им доверяет даже в таких вопросах, где можно и должно усомниться, например, в вопросе о роли дяди Алексея, адмиралов Верховского и Рожественского в гибели флота в их истории. Это три.
Вадику удалось даже то, во что ни Петрович, ни Василий поначалу не верили: в круг лиц, полностью доверяющих им, ныне входят императрица и младшая сестра царя, а сам Василий сдружился с его братом. Это четыре. Общими усилиями им удалось сподвигнуть государя на тектонические сдвиги в политике, кардинально отличающие складывающуюся ситуацию в стране от той, что была известна им. В политике внешней взят курс на союз с Германией. В политике внутренней запущен парад реформ, революция сверху. И это пять.
Благодаря Вадиму и Василию предотвращены попытки отстранения царя от власти как со стороны не в меру активных дядюшек, так и со стороны агентов мировой закулисы и их наймитов. Это шесть. Создана ИССП, тайная полиция нового типа во главе с умницей Зубатовым, механизм, чье отсутствие во многом предопределило катастрофу Российской империи в 1917 году. И это семь.
Идет деятельная расстановка царем на ключевые посты достойных профессионалов, рекомендованных гостями из будущего. Это восемь. От руководства родами вооруженных сил постепенно отстраняются великие князья, скомпрометировавшие себя
