— Лейтенант, ты ведь понимаешь, что эти занятия могут быть полезны не только для твоего взвода?
— Да, сэр.
— Тогда я предлагаю официально внести в расписание занятий полуторачасовою лекцию под твоим руководством. Каждый день до конца курса обучения будешь брать по одному, может, по два взвода и будешь проводить с ними занятия… — Дерби откинулся на стуле и, ухмыльнувшись, добавил: — «Хитрости Пауэлла»… Думаю, это подходящее название для твоих лекций.
— Мне нравится, сэр. Немного рекламы мне не помешает, сэр.
Ну, раз дают — возьму и не откажусь от такого предложения. «Хитрости Пауэлла» — звучит ведь! Мне однозначно нравится.
— Отлично. И еще кое-что — раз приступаешь к преподаванию собственного предмета, сделай и учебное пособие. Запиши все полезное, что будешь рассказывать рейнджерам, и принеси потом мне. Идеи у тебя очень дельные, я читал записи твоих лекций, сделанные сержантом Ричардом Кейвом. Думаю, если сделать печатное издание твоих хитростей и распространить их в качестве полевой инструкции в наших и советских войсках, они принесут еще больше пользы. — Говоря это, полковник стал внимательным. Он смотрел на меня и считывал с лица любое движение, следил за реакцией, боялся отказа.
— Если вы считаете, что мои идеи могут быть полезны не только рейнджерам, но и другим солдатам, я сделаю основу для полевой инструкции, сэр.
Дерби слегка расслабился: его удовлетворил мой ответ. Знания с легкостью перетекут к нему в руки. Это не может не радовать.
— Молодец, сынок!
Хм, а на «сынке» он немного запнулся. Я ему скорее не сынок, а правнук был бы…
Вечером, после занятий, я уселся за написание черновика моей собственной полевой инструкции для солдат и офицеров. Во-первых, надо обязательно писать в двух экземплярах — на русском и на английском языках. Полковник хочет запустить инструкции и в советскую, и в американскую армию? Я ему помогу, упрощу работу…
Через час начались проблемы. Страшные проблемы, просто ужасные проблемы! Захотелось мне неожиданно зарисовать схему подствольных гранатометов М203 и ГП-25 «Костер». Ну, пришла мне мысль, что пора бы выдать нечто существенное, но не очень отягощающее в смысле производства. Раз знают, что я пришелец, подсуну им схемки подствольников, пусть порадуются.
Только вот загвоздка. Рука не желала рисовать чертеж, и чем сильнее я напрягался, тем хуже становилось дело. Перед глазами стоял полный чертеж ГП, все до детали, они словно лежали предо мной, но стоило мне попытаться его воспроизвести на рисунке, как изображение размывалось. С каждой попыткой приступить к начертанию схемы в голове усиливалась боль, и в конце концов от напряжения я отрубился. Очнулся в холодном поту посреди ночи.
— Ох, мать!.. — Источник головной боли вспомнился не сразу, а как вспомнился, так и откликнулся — голова вновь загудела. — Что со мной происходит?
Подняв с пола карандашик, выхватил из стопки бумаг один листочек и метнулся с ходу чертить схему автомата Калашникова. И вновь изображение расплывается, голова болит, начали трястись руки, и резко затошнило… Ой-ой… Бросаем это, бросаем!..
Подхватив со стула свой китель, бегу на улицу. Дежурный на входе в казарму недоуменно провожает меня взглядом. Хотелось завыть на ярко сияющую луну от ужаса и горя. Я не могу перенести на бумагу чертеж! Господи, да почему же?! Может, я уснул и это кошмар? Нет, это реально…
В раздумьях вышел на спортивную площадку. Голова постепенно проходит, но руки все еще трясутся. Что за дела? Так, присядем, подумаем, проанализируем. До сих пор я спокойно выдавал полезные идеи и не вырубался. Э нет! Как раз-таки вырубался во время спарринга с Гримвэем. Хотя там обстоятельства иные были и причины тоже… Неужели в моей голове стоит некий запрет на особенно полезные данные? И как я буду помогать выигрывать войну?! Взводом буду командовать? Полевую инструкцию напишу? Ну, это еще как-то поможет, а еще чем? Если знания об оружии заблокированы — больше ничем. Эй! Оружие нельзя, а средства защиты?
Падаю на колени и быстрыми движениями вычерчиваю линии бронежилета, похожего на американский модульный тактический жилет с эвакуационной стропой и карманами под дополнительные пластины. Нарисовал? Нарисовал! Та-а-ак… Броник смогу вывести «в люди». Еще что? Налокотники, наколенники, перчатки с укреплениями… Делаю небольшие рисуночки. Еще! РПС, не какие-то там подтяжки к ремню, а настоящую, вроде АЛИСы[22]…
Руки в пыли от безумного процесса рисования на земле. Ура! Это могу изъять из памяти и перевести в реальность. Хоть что-то! Еще раз ура! Можно радоваться. Теперь осталось посидеть немного со стопочкой бумаг, подумать, поэкспериментировать — тогда еще много чего вспомню полезного, но не касающегося вооружения. Почему я думаю, что только вооружение я не могу изобразить? Не знаю, просто чутье…
— Пауэлл? — На краю площадки стоит дежурный по первой роте, первый лейтенант Эдвард Перселли, командир третьего взвода. Мы с ним в хороших, дружеских отношениях. Нашли общий язык. Но сейчас его появление может вызвать лишние вопросы. — Ты в порядке?
— Да! — Встаю и быстро затираю подошвой ботинок свои художества. — Я в полном порядке. Полковник попросил меня сделать официальное пособие к моим занятиям… Вот и схожу потихоньку с ума… Голова просто раскалывается от мыслей.
— Поэтому ты чертил что-то руками на земле? — Логичный вопрос, коллега. А главное, когда он говорил, было слышно сразу и недоумение, и легкую усмешку.
— Никогда не знаешь, где тебя посетит гениальная мысль! — развожу руками.
— Это точно. Контуженым солдатам гениальные мысли часто приходят. — Шутник, блин, смотри, от смеха живот не надорви. Хотя и я сам смеюсь. Мозг защищается от шока.
— А ты, Эд, что так поздно по расположению части бродишь, э?
— Сэр, я ходил отлить, сэр! — Опять срываемся на хохот.
— Ну, ты и шут! Пойдем, Эд, время позднее…
На следующий день да и вообще я решил не напрягать мозги попытками выжать из себя чертеж какого-нибудь оружия из будущего. Раз это меня приводит к болезненным последствиям, лучше воздержаться. Зато стал гнать из себя всякую полезную мелочь. И так день за днем. Обучение, преподавание и подготовка учебного пособия. Каждую свободную минуту обдумывал — и что дальше написать, и что еще можно полезного нарисовать.
Когда прошел месяц общих занятий, к нам прибыли советские и американские специалисты из различных родов войск: летчики, артиллеристы, зенитчики, танкисты и в качестве экзотики — железнодорожники. До этого у нас было всего двое спецов — капитан-танкист, у которого я два учебника по танкам добыл, и зенитчик из числа командиров зенитной батареи, прикрывавшей базу. Нам объявили о начале двухнедельного курса специальной подготовки. У нас, из батальона, еще в самом начале обучения выбрали несколько десятков самых технически подкованных и образованных рейнджеров для прохождения ускоренных курсов пилотирования самолетов. Для них обучение просто продолжится, а мы будем постигать новые науки — не в таком объеме, как «избранные», конечно, но вот балластом на каком-нибудь самолете с экипажем из рейнджеров не будем.
