В театре Мэри была второй раз в жизни и, надо сказать, не чувствовала по этому поводу никакой ущербности. Понятное дело, нашлось бы немало людей, которые — вполне искренне! — посочувствовали бы несчастной вояке, которая в силу воспитания и образа жизни была лишена возможности расширить таким образом свой культурный кругозор. Но сама Мэри отнюдь не чувствовала себя неполноценной. Да, театр — это красиво. И есть что-то завораживающее в той какофонии, которую издает настраивающийся оркестр. И напряженное ожидание, щекочущее вены изнутри в тот момент, когда медленно гаснет гигантская люстра, определенно добавляет к вкусу жизни что-то весьма важное. Но вот потом…
Все-таки, наверное, классический балет с его высокими чувствами не для нее. Ей бы что попроще. Может быть, если бы Корсаков выбрал что-то не столь жестко структурированное, они бы и договорились. Хотя вряд ли. Ладно, бог с ним, с балетом. Посмотрим, так ли хорош старина Шекспир, как это принято считать, и насколько расходятся ее впечатления от прочитанной когда-то пьесы с ее постановкой. С постановками вообще беда. Когда ты читаешь, то представляешь себе героев, их жесты и интонации, выражение их лиц и ритм движений. А постановка показывает — или даже навязывает тебе — чужое видение. Оно не лучше и не хуже твоего, просто другое.
Так или примерно так думала Мэри, пробираясь сквозь толпу вслед за встретившим ее у входа в Императорский театр комедии капельдинером. Вот что ей в театре не нравилось совершенно определенно — так это форма одежды. По крайней мере, та, которая была принята для зрителей партера и лож. И даже не для зрителей, а для зрительниц. Ну не любила майор Гамильтон длинные платья. Не любила — и все тут. И шаги приходится делать маленькие, и за шлейфом следить, будь он трижды неладен, чтобы и самой в нем не запутаться и не дать кому-нибудь на него наступить. Традиции, так их…
Когда, уже перед самым третьим звонком, она добралась наконец до императорской ложи, там оставалось свободным только одно кресло — слева от великого князя. Справа от него сидела незнакомая Мэри дама лет сорока с хвостиком. Впрочем, знакомых в ложе и не было, если не считать собственно Константина. Церемония представления прошла как обычно, свет погас и спектакль начался.
Почти весь первый акт Мэри просидела как на иголках. Это не помешало ей отметить прекрасную игру актеров и аплодировать в нужные моменты, но вот получить удовольствие по полной программе не удавалось. Скорей бы уж Константин высказался, что ли… Ведь ему есть что сказать, это Мэри ощущала кожей. Впрочем, она понимала, что до антракта им не удастся поговорить. Так что оставалось лишь смириться с неизбежным и хохотать над выходками Шута.
Наконец занавес закрылся, и Константин учтиво предложил ей руку. Дама, представленная перед началом спектакля как Анна Заварзина, едва заметно нахмурилась и снова вернула на лицо безмятежное выражение. Между тем для гостей великого князя были накрыты несколько столиков в буфете. Мэри, повинуясь легкому нажиму на локоть, присела за самый дальний из них, полускрытый в нише стены. Соседние столики остались пустыми, конфиденциальность беседы была обеспечена по полной программе. Константин пристроился рядом, коснулся ее бокала своим и вдруг улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой.
— Вы нервничаете, Мария Александровна? Напрасно. Право же, не стоит.
— Не стоит? — она слегка склонила голову к правому плечу и неуверенно улыбнулась в ответ.
— Не стоит. Я пригласил вас сюда, во-первых, потому, что мне приятно ваше общество, а во-вторых, чтобы иметь возможность, не кривя душой, сообщить князю Цинцадзе, что лично побеседовал с вами. Он очень беспокоится.
— Я так и поняла. Но…
Константин неожиданно поднял ладонь, прерывая ее.
— Скажите, Мария Александровна… Почему вы согласились на просьбу сеньора Вальдеса?
— Честно? Не знаю, Константин Георгиевич. Просто мне хочется побывать на Кортесе, а почему?..
— Прекрасный ответ. — Она видела, что первый наследник действительно доволен услышанным, хотя и не могла понять причину. Тем временем Константин мягко накрыл ее лежащую на столе руку своей, отпил глоток белого вина и пояснил:
— Почему вы решили прилететь на Бельтайн перед самой отставкой? Вам так захотелось. Почему вы приняли предложение Ираклия Давидовича покататься верхом на Чертовом лугу именно в тот день? Вам так захотелось. Вам хочется побывать на Кортесе? Прекрасно. Летите, Мария Александровна. Будем надеяться, что ваша — очевидно, врожденная — склонность оказываться в нужное время в нужном месте не подведет и сейчас.
— Я тоже надеюсь на это, Константин Георгиевич. — Мэри повертела в пальцах бокал, поставила его на скатерть и исподлобья посмотрела на своего собеседника. — Но вряд ли Ираклий Давидович сочтет наши надежды достаточным основанием для реализации того, что он считает опасной авантюрой.
— А его светлости я скажу, — лицо поднявшегося на ноги Константина внезапно отвердело, — что намерен предоставить планете Кортес те же шансы на спасение, которые — руками самого Ираклия Давидовича — были предоставлены Кириллу Сумскому.
Счастливого пути, Мария Александровна. Удачи вам. Только…
— Слушаю вас? — вставшая вслед за ним Мэри снова напряглась.
— Я надеюсь, вы все-таки досмотрите спектакль?
Один прыжок… другой… третий… Никакой навигационной надобности в столь сложных маневрах не было, но Мэри хотела максимально запутать следы. Незачем кому-то раньше времени знать, что баронесса Маргарет Фелиция Эштон и графиня Мария Сазонова — один и тот же человек. И так существует ненулевая вероятность уже на месте столкнуться с кем-то, кто видел в Пространстве Лордан мисс Аманду Робинсон. И дело отнюдь не во внешности, ее-то поменять не проблема, но вот сопровождение… ну какого лешего Джон с Мэттом такие одинаковые? Однако выбора нет и не предвидится, так что в случае чего сошлемся на то, что это теперь такая мода — держать в качестве телохранителей близнецов. Кстати, не худо бы прикинуть, кто эту моду ввел: Маргарет или Аманда? Возраста они примерно одинакового… нет, пожалуй, все-таки Маргарет. Она, по идее, еще более авантюрна и взбалмошна, чем алабамская подруга Келли О'Брайена. Яхта не слишком узнаваема, такие на Новом Амстердаме собирают давно, а на начинку корпуса госпожа Эштон черта с два позволит кому-то посмотреть. Да и что там той начинки? Между прочим, есть еще один занятный момент. Кто мешает в случае необходимости упомянуть о близком знакомстве двух означенных дам? Может получиться очень даже интересно. А что? Как говорится, рыбак рыбака…
