На душе было невесело, но полковник привычно не показывал вида. Сила тяжести на планете была меньше, зато сознание как никогда было отягчено ответственностью за людей и тревогой о пропавшем Миронове.
Мюллер и Бестужев больше занимались расспросами. Буйволов был одним из двух главных героев уходящего дня, и вокруг него постоянно находились самые уважаемые амины, да так и вилась рвущаяся к подвигам молодежь. Вторым являлся отец Александр. Раненый явно пошел на поправку, и кое-кто из горцев стал задумываться: может, именно бородатый здоровый человек в рясе говорит правду о Боге? Пока задумываться. А там…
И лишь Воздвиженский да простые казаки веселились сразу за весь отряд.
Михаил, похоже, успел напрочь забыть про плен и с ним связанное, а если что смущало воинов, то разве отсутствие спиртного. А потом оказалось ничего, можно мириться даже с этим, особенно когда никого больше это не задевает.
– Андрей Владимирович! – улучшив минутку, подошел к полковнику отец Александр.
Вид у монаха был добродушный. Без спиртного во время «веселья» батюшка обычно хирел на глазах, но сейчас наметился какой-то успех, и священник был воодушевлен им.
– Слушаю.
– Надо бы перед походом провести службу. И всем исповедаться тоже не помешает, – твердо молвил монах.
– Хорошо, – кивнул Кречетов, а оказавшийся поблизости Бестужев не сдержался и пробормотал:
Детина в рясе и с крестом
Вам грозно погрозит перстом.
Потом, доверившись словам,
Он все грехи отпустит вам.
Отец Александр услышал, сурово взглянул на пиита из под густых бровей и что-то хотел сказать в ответ, но оживление у ворот заставило поневоле заинтересоваться его причиной.
Во двор с двумя местными мальчишками по сторонам важно вступил Миронов. В руках он бережно держал нечто, завернутое в одеяло, а лицо казака светилось такой гордостью, словно он как минимум сумел раскопать богатый клад.
Сопровождавшие его мальчишки торопливо объявили что-то своим соплеменникам, и казак мгновенно оказался внутри толпы. Гомон при этом стоял, пожалуй, больше, чем на любом из виденных Кречетовым базаров. Хоть повидал полковник немало.
– Что за явление?.. – начал Бестужев, но почувствовал взгляд отца Александра и стих.
– Ваше высокоблагородие, тут значит, вот… – Миронов кое-как раздвинул толпу и оказался перед полковником.
Кречетов стоял молча, суровый, словно грядущее возмездие за самовольную отлучку.
– Ну, в общем, – не находя больше слов, Миронов осторожно положил одеяло на землю и отогнул один край.
Внутри оказалось большое яйцо с невзрачной серой скорлупой.
Аборигены принялись отталкивать друг друга, стараясь рассмотреть содержимое, те же, кому это удалось, не сдержали восклицаний.
– Ну и что это? – Кречетов машинально подумал, что правильнее было бы спросить: «Чье это?»
Миронов молчал, и за него ответил Кангар. В ответе прозвучало восхищение, сильно перемешанное с завистью.
– Это яйцо птицы рарх, – помолчал и добавил. – Огромное богатство.
Часть вторая
ДНИ ПОСЛЕДУЮЩИЕ
Виталик ворвался в каморку энергичный, подвижный. От постоянного пританцовывания юноши без того крохотное помещение стало казаться еще меньше. Когда от стены до стены пара шагов, а от двери до крошечного оконца – две пары, то тут никак не разгуляешься. Даже если забыть про две так называемые постели в виде охапок соломы, укрытых грубыми покрывалами и сидящего на полу у окна над грудой железок дядю Жору.
– Вот. Просили починить, – Виталик держал в руках металлический агрегат, причем сразу было видно, что сам он о назначении предмета не имеет никакого понятия. – Сможешь?
Дядя Жора поднял загорелое в морщинах лицо и усмехнулся:
– Конечно. Что я, примус отремонтировать не способен?
– Так это примус? – Виталик с явным интересом посмотрел на принесенную вещь.
– А что еще? – удивился Жора.
Ему было далеко за сорок, и хоть в детстве, но довелось видеть давным-давно канувшие в Лету раритеты. Вплоть до патефона, валявшегося в незапамятные годы на деревенском чердаке родной бабушки.
Примус, кстати, у нее тоже был, хотя старушка им никогда не пользовалась. Хотя бы потому, что деревня давно перешла на газ, а керосина никто не завозил.
– А быстро починишь, дядя Жора? – живо поинтересовался Виталик. – Обещали немного, но на обед как-нибудь хватит, а может и на ужин что-нибудь останется.
Если говорить о времени обеда, то оно весьма относительно для каждого. Для кого-то – полдень, а для кого-то и глубокая ночь. В полном соответствии с привычками, вкусами и образом жизни. Виталик, к примеру, дома обедал поздно, не раньше шести. Здесь же шесть часов считалось уже вечером. Как считается везде, где нет электрического света и разнообразных полуночных развлечений.
Жора повертел примус в руках.
– За часик, думается, управлюсь.
Его личное обеденное время уже наступило, но несколько последних монет были у Виталика. Да и если честно, дядя Жора привык подолгу обходиться без еды. Когда по нехватке денег, а когда – по причине принятия горячительных напитков.
Наверно, потому и оставался худым, высушенным, как щепка, хоть по возрасту полагалось уже обзавестись не животом, так животиком. У родного брата и по совместительству Виталикова отца живот уже вполне можно было называть чревом, или по-простому брюхом. Но брат и отец – человек авторитетный… Как в смысле внешности, так и в смысле занимаемого положения.
– Постарайся, дядя Жора, – против обыкновения, Виталик просил, и просил весьма искренне.
– Угу, – его родственник уже углубился в работу.
Никакого инструмента у него не было, и приходилось изобретать все на ходу. Хорошо, хоть ремонтировать придется всего лишь примус. Их нынешнему хозяину дядя Жора умудрился исправить какой-то мудреный агрегат, в чьем принципе действия и даже назначении сам разобраться не сумел.
Зато теперь родственники имели какую-то крышу над головой и надежду, что остальное к этой крыше как-нибудь да приложится. Самое страшное уже позади, и уж теперь-то хуже точно не будет. Будем надеяться, что не будет.
Какое-то время Виталик наблюдал за работой. Сам он трудиться руками не умел, и никогда не собирался. Чем выше положение человека, тем меньше он делает сам. К примеру, отец…
Интересно, а что бы сделал отец, оказавшись в таком положении? Сумел бы он найти лучший выход?
Вряд ли. Сегодня – всего лишь шестой день, а отцу, тут Виталик был уверен, потребовалось бы гораздо больше времени, чем сыну, чтобы врубиться в ситуацию. Папаша книг не читал, фильмы смотрел редко, привык к устоявшемуся миру вокруг и под ногами.
