— Скажите мне лучше вы, Фейрн, какой у вас любимый вид спорта. У нас здесь есть все — охота, рыбалка, дельтапланеризм, серфинг, лыжи, стрельба из лука, прыжки на банги, соколиная охота, шахматы, коньки, гольф, бридж для двоих, чехарда…
Сработало. По мере перечисления ее улыбка становилась все шире, пока она не рассмеялась, и ее смех был открытой радостью любви и детства, музыки и поэзии, и самой жизни.
— О, я вряд ли знаю хоть что-нибудь одно из этого! Вы меня научите.
Он помолчал минуту, а затем сказал:
— Буду счастлив тебя учить. Она закрыла глаза и сказала:
— О да! — с нескрываемым облегчением. Теперь он был окончательно сбит с толку. Она посылала совершенно противоречащие друг другу сигналы.
Вауну нужно было время на размышление, и он обратил свое внимание на застывшего лейтенанта Клинка, который, отдав честь, не повел с тех пор и бровью. Его розовато-лиловые глаза говорили о том, что среди его предков были умбарианцы, но они смотрели с костлявого лица, неподвижного, как стекло. Ваун Клинка осмотрел и не нашел в его внешнем виде предмета для критики. Он неохотно признал, что этот выдержал бы инспекцию самого вредного младшего офицера в Доггоце. Даже в День Адмиральского Парада.
— Вольно, лейтенант, — сказал Ваун, стараясь придать своему голосу вину за забывчивость.
Клинок изменил позу, но по-прежнему камень показался бы рядом с ним дряблым — типичный робот доггоцевского производства.
— Расслабься, парень! Мы здесь не на церемонии.
— Спасибо, сэр, — вежливо ответил Клинок и впервые встретился глазами с Вауном, но ниже шеи он не двинул ничем. Очевидно, его спина была всегда несгибаемой, как трость, и было сложно вообразить хотя бы след улыбки на этом напряженном лице.
— Моим гостям не обязательно называть меня «сэр».
Розовато-лиловые глаза нервно блеснули.
— Допустимо ли «адмирал»?
— Почему бы не «Ваун»? — спросил Ваун, но это было все равно что истязать гриб. Он подумал, сколько нужно времени, чтобы лейтенанта Клинка откомандировали на какую-нибудь льдодобывающую станцию в Облаке Оорта. Скорее всего, пока придут распоряжения, пройдет часа четыре, что кажется слишком долгим временем в данных обстоятельствах.
— При всем уважении, сэ… — Казалось, что чистосердечие льется из розовато-голубых глаз через край. — При всем уважении, я так восхищался вами всю свою жизнь, что я не чувствую себя достойным обращаться к вам, как к равному, адмирал.
Если это намеренная наглость, то она исполнена блестяще. А если это искренне, то еще противнее. Ваун вспомнил ядовитую неприязнь к лейтенанту Клинку со стороны Мэви, и теперь она показалась ему в высшей степени понятной.
«Всю свою жизнь?» Сколько лет… месяцев… этому долговязому выскочке?
— Когда вы покинули Доггоц, Клинок?
— Десять недель назад, адмирал. Ваун обернулся к Фейрн и был раздражен удовольствием в ее бриллиантово-голубых глазах.
— За такой срок большинство людей уже начинают выказывать признаки выздоровления, — заметил он.
Огонек исчез, и Фейрн бросила еще один беспокойный взгляд на окна.
— Я попросила Клинка привезти меня сюда, Ваун, — сказала она. — Он собирался уехать, но…
— Фейрн, — сказал Клинок.
— Но? — потребовал Ваун, и шипы подозрения вернулись, еще более острые.
Выражение лица Клинка было непогрешимо чисто и невинно, но девчонка поняла посланное им сообщение, и ее тревога вернулась к ней.
— У Клинка есть давнишняя мечта поохотиться на стрилеров, — быстро сказала она, — а Вэлхэл, конечно, одно из немногих мест…
— Конечно! Ничего нет проще, но тебе нужно заняться этим до еды, парень.
Обслуга!
Мгновенно вырисовался неотесанный Дживс.
— Адмирал?
— Лейтенант Клинок желает пойти погарпунить стрилеров. Они все еще нерестятся?
— Да, адмирал. — Сим задумчиво скривил нижнюю губу. — Сейчас в заливе есть небольшой косяк. Кроме того, есть гаспоны.
Гнусавый кайлбранский акцент делал голос похожим на звучание струны арфы.
Робкое хихиканье со стороны Фейрн показывало, что она поняла, с кого сделана карикатура. Клинок то понял, ибо чуть-чуть помрачнел — первая выказанная им эмоция.
Ваун проигнорировал эту реакцию.
— Тогда полный вперед, лейтенант! Вы раньше катались на гаспоне?
— Нет, адмирал, — холодно сказал Клинок. Ваун повернулся к симу.
— Найди для него подходящий наряд, покажи путь к пристани и убедись, что он знаком с техникой спасения на тот случай, если его унесет в открытое море.
— Да, адмирал! — Дживс превращается в двух одинаковых Дживсов.
— Пойдемте со мной, сэр, — говорит один из них. Вауну нравились парни, которые понимали, когда проигрывают. Если Клинок и почувствовал злобу или возмущение, он их не выказал. Если он и в самом деле мечтал попробовать самый крутой, самый трудный вид спорта на Ульте, то он не выказал и этого.
— Это невероятно мило с вашей стороны, адмирал, — сказал он искренне. С почти неуловимым кивком, который чем-то напоминал резкий армейский салют, он развернулся и зашагал вслед за симом, размахивая руками.
Ваун обратился к другому симу:
— Подбери самого смирного гаспона и дай мне знать, прежде чем пустишь паром.
Сим с легкой ухмылкой исчез.
Фейрн смотрела на Клинка. Потом она ощутила на себе взгляд Вауна и с озадаченной усмешкой, стилетом вины воткнувшейся под его ребра, повернулась к нему.
— Я надеюсь, он умеет плавать? — спросил он.
— Как угорь.
— Тогда он в безопасности.
Впрочем, не совсем.
Она понимающе улыбнулась.
— Он всегда в безопасности, кроме опасности спровоцировать свое убийство.
Он многих людей заставил скрежетать зубами.
— А тебя… — спросил Ваун, не успев вовремя остановиться. Фейрн быстро посмотрела на дом.
— Я доверяю ему, — мягко сказала она. Но это было намного меньше, чем чуть раньше успели сказать ее глаза, и Ваун снова почувствовал себя сраженным этой желанной озорницей. Среди женщин-рэндомов не являлось редкостью стравливать между собою конкурентов-любовников и наблюдать за конфликтом, но выставлять лейтенанта против адмирала было абсурдно. Что же у нее на уме?
— А ты, Фейрн? Чего ты хочешь? На самом деле.
— Сначала мне, правда, хотелось бы посмотреть картины, наверное, и…
— Хватит! — он схватил ее за плечи, затрепетал от холодной гладкости ее кожи. — Не унижай нас обоих притворством. Я знаю, что мне нужно от тебя, и я не пытался это скрыть. Ты обязана самой себе и мне быть столь же честной.
Он увидел, как заволокло опять веснушки малиновым багрянцем, и желание забилось в нем, словно лихорадка.
Она долго рассматривала его широко раскрытыми голубыми глазами.
