Оба жреца расхохотались, хлопая ладонями по поверхности грязевой отмели. Возможно, выражали таким образом восхищение остроумием и находчивостью пилота.
— Отлично, пилот Драйго! — трубно взревел Тероен-за.— Ты и в самом деле ловкач, каких мало, и я переговорю с той молодой женщиной.
Жрец обдал себя грязью, размазал ее по тучным бокам и вздохнул с непередаваемым удовлетворением.
— Эй, Вератиль,— Хэн барахтался в красноватой жиже, пока не сумел развернуться к сакредоту.— Я тут с ума схожу от любопытства. Не возражаешь, если задам вопрос?
— Вовсе нет,— благодушно отозвался молодой жрец.
— Все хотел узнать, как вы, ребята, проделываете свои фокусы на вечерней службе? Ну то, что паломники называют Возрадованием. По мне, так тут сплошное надувательство.
— Возрадование? — Вератиль гулко хохотнул.— Момент экстаза, который паломники принимают за божественный дар?
— Точно. Я вот ни разу ничего не почувствовал,— откровенничал Хэн, добавляя про себя: «Потому что сопротивлялся изо всех сил, потому что меньше всего на свете мне хочется, чтобы какой-то инопланетный урод заряжал мне нервные окончания...»
— Все потому, что ты — сильная личность, пилот Драйго,— сказал Вератиль.— А паломники устремляются к нам, ибо слабы на голову и нуждаются в поводыре. Ну а мы держим их впроголодь, чтобы были уступчивее.
Заговорил Тероенза:
— Возрадование есть утонченная способность мужских особей т'ланда Тиль приманивать во время брачного периода самок. Мы создаем в мозгу реципиента особый резонанс, стимулируя центры наслаждения. А сопутствующее гудение создает поток воздуха, проходящий через реснички в наших горловых мешках. Наши женщины находят его неотразимым.
— А еще мы способны к слабой эмпатии,— весело добавил Вератиль.— Концентрируясь на мыслях о приятном, мы проецируем свои эмоции на паломников. Два процесса, объединенные вместе, дают Возрадование.
— Ловко! — восхитился кореллианин.— А это трудно?
— Вовсе нет,— пренебрежительно отмахнулся Тероенза.— Что действительно трудно, по-моему, так это дотерпеть до окончания бесконечных молитв. Порой я так устаю, что засыпаю на ходу.
— А помните, как в прошлом году заснул один из сакредотов? — подхватил младший жрец.— Палазидар свалился прямо у алтаря. Паломники очень расстроились.
Оба жреца вспоминали происшествие, смаковали детали. Хэн смеялся вместе с ними, хотя вскипал при одной только мысли о паломниках, которые, едва переставляя ноги, шагали по тропе с религиозным светом и верой в глазах. Да, Гаррис Шрайк по сравнению с местными заправилами — сосунок и дилетант! Кто-то должен остановить этих паразитов. На мгновение Хэн вообразил себя спасителем планеты, но в следующую секунду напомнил себе, что гнуть шею ради остальных — наивернейший способ навсегда отделить голову от плеч. «Так чего же стараешься и потеешь ради Брии?» - ехидно заметил внутренний голос.
А потому, что жизнь Брии для меня важна, как моя собственная, возразил кореллианин сам себе. Ничего не поделаешь, так получилось.
Свою задачу он выполнил, теперь следовало придумать, как бы поизящнее, фигурально выражаясь, выкарабкаться из грязи и жреческой компании.
Спас его приход хатта, который величественно проплыл над грязевой отмелью на репульсационных санях; по обе стороны, отдуваясь и обливаясь потом по влажной жаре, трусили стражники.
— Заввал! — воскликнул Тероенза при виде процессии и почтительно встал.
Чувствуя себя последним идиотом на свете, Хэн последовал его примеру.
Вот так впервые в жизни юный кореллианин повстречался с хаттом Он старался не пялиться на серую морщинистую тушу, возлежащую на салазках: глаза навыкате, из огромной пасти сочится зеленая слизь. Ого! Да эти ребята уродливее, чем Тероенза и вся его братия, вместе взятые! Пришлось напомнить самому себе, что цивилизация хаттов насчитывает больше столетий, чем у многих. У тех же кореллиан, например. Но избавиться от отвращения все равно не удалось.
А может быть, дело в том, что именно хатты придумали дешевый способ заполучить толпы рабов?
Заввал наклонился к Тероензе, свесившись с репульсационных саней.
— Я получил весточку из дома,— произнес он на родном языке.— Джабба и Джиллиак, разумеется, все отрицают, а у нас нет доказательств. Семейный совет отказал...
Дальше Хэн не разобрал.— ...поэтому нам ничего не остается, кроме как... Последнюю фразу Хэн перевести не сумел.
— Прискорбно! — возвестил верховный жрец на языке хаттов.— Что с моим запросом о дополнительном вооружении и дефлекторной защите наших кораблей, ваше великолепие?
— Одобрен,— ответил Заввал.— Груз прибудет со дня на день.
— Замечательно!
Тероенза перешел на общегалактический.
— Заввал, я хотел бы познакомить тебя с нашим отважным пилотом Викком Драйго. Это он спас груз глиттерстима.
Жирный склизень хмыкнул, его раскатистое «хе-хе-хе» прозвучало на таких басах, что Хэн не столько услышал, сколько почувствовал звук.
— Приветствую тебя, пилот Драйго. Наша благодарность не имеет границ.
— Да не за что...
Тероенза взмахнул карикатурными ручонками.
— К нашему гостю следует обращаться «ваше великолепие», пилот Драйго.
— Да как скажете. Не за что, ваше великолепие. Большая честь служить вам.
Заввал опять хохотнул.
— Весьма понятливый и вежливый молодой человек,— заметил он на родном языке, обращаясь к верховному жрецу; Хэн сделал вид, что не понял ни слова.— Для человека. Не хочешь ли дать юноше прибавку к жалованью? Мы хотим, чтобы мальчик был счастлив.
— Все уже организовано, ваше великолепие,— откликнулся Тероенза.
— Хорошо,— проворчал хатт.— Хорошо.
Он развернулся и заскользил прочь, предоставив своим дальним родственникам с пыхтением вылезать из грязевой ванны.
— Ты порадовал его великолепие,— бросил Тероенза кореллианину на общегалактическом.— Сообщили ли тебе время, когда будет готова следующая отправка?
Очнувшись от ступора, Хэн тоже зашлепал к берегу.
— Сказали, что в конце недели. У меня еще два рейса с паломниками, завтра и еще через день.
— Хорошо. Не хотелось бы, чтобы фабрика простаивала
Хэн поднял ворох одежды и махнул рукой в сторону океана.
— Хочу сполоснуться, прежде чем одеваться.
— Ах да! — спохватился Вератиль.— Мы используем грязь для очистки, она не прилипает к нашей коже так, как к твоей, пилот Драйго. Высохнув, мы отряхиваемся, вот и все.
