трагедию, и все это – с четко выдержанной «правдой характеров», психологической достоверностью.
Мастер обошелся с текстом безжалостно: первым делом он спросил, сколько времени автор потратил на свою историю – целый день или все-таки два. Заметно было, что рассказ сделан «на коленке», лишь бы успеть к сроку. Естественно, текст подвергли нелицеприятной редактуре, а если по-простому, порвали на тряпочки. Аудиозапись разбора – сплошной хохот. Но еще там слышны реплики: «А вот это – на пять баллов», «А за это тебе жирный плюс», «А здесь очень верно подмечено».
В итоге рассказ «Точное будущее» обошел дюжину соперников, преодолев серьезную конкуренцию. Несмотря на обилие мелких огрехов, он даже в черновом варианте был полон жизни и показывал умение автора видеть людей, слышать их мысли и владеть своим главным инструментом – русским языком. Наконец, рассказ честно отыгрывал и поворачивал под неожиданным углом заданную тему. А ведь Ульяна, строго говоря, не «писатель», она сценарист мультиков и компьютерных игр. Но не будем делать никакой скидки на это. Наоборот, проза Волиной, пока еще заметно ученическая, уже сейчас стоит того, чтобы оценивать ее по самому взрослому счету.
И когда Ульяна вышла на сцену «РосКона» за своей наградой, мастер сказал: надеюсь, мы увидим тебя здесь еще не раз. Приходи за большими призами. Будем ждать.
Олег Дивов
Кристинка, как и любой взрослый разумный человек пяти с половиной лет, осваивала двухколесный велосипед брата вдумчиво и методично. Правда, пока ничего не выходило. Коленку пересекала алая царапина, правый локоть саднил, а поднимать непокорную железяку с каждым разом становилось все труднее. Кристинка задрала голову, словно просила помощи у теплого летнего неба, вдохнула, собралась, серьезно и грозно взглянула на строптивый велик. Одним ловким движением оседлала его и… Железный конь наконец покорился! То-то! Кристинка наслаждалась победой и горделиво разъезжала, старательно глядя на дорогу перед собой, а не на небо, которое как-то резко посерело и загрустило.
Прохладный ветер стал теплее. Так поначалу было даже приятнее. Потом из теплого он стал жарким и вдруг – обжигающим. Кристинка попыталась вдохнуть – и не смогла. Руки прилипли к раскаленным рукояткам велосипеда.
Раздался треск, будто ломались кости у чего-то огромного и невидимого, и мгновение спустя на Кристинку прямо с выцветшего неба летел мужчина в камуфляже.
Кристинке показалось, что мгновение замерло, подарив ей какое-то удивительное увеличительное зрение: словно на застывшем кадре в кино, она видела только глаза. Серо-голубые, широко распахнутые глаза мужчины с неба. Из-за военной маски они казались огромными. Он летел на Кристинку, раскинув руки, словно хотел ее обнять, а Кристинка смотрела в огромные глаза и проваливалась в этот бездонный синий колодец, полный серых бликов.
В его глазах отражалось… Она не знала, как это назвать. То ли звездное небо, то ли светлячки во тьме…
«Какие красивые, – подумала Кристинка, – как у доброго волшебника или рыцаря. Оказывается, такие бывают».
И мгновение спустя оглушающе больно хлопнулась плашмя на асфальт и отключилась.
Когда она пришла в себя, мужчина с неба лежал совсем рядом, раскинув руки. Велосипед – искореженный, со свернутым набок рулем, валялся у его ног. Кристина хотела подняться – и не смогла: что-то острое вонзилось в ногу. Обожженные ладони сильно болели.
Она подползла поближе к волшебнику. Долго смотрела в распахнутые глаза-колодцы, их глубина успокаивала, даже нога перестала болеть. Перевела взгляд на волосы: светлые, чуть вьющиеся. Отодвинулась, рассматривая лицо, будто вылепленное скульптором. Он был такой красивый и… живой.
Если не опускать взгляд ниже, на окровавленную грудь, раздробленную руку и лужу крови, казалось, что мужчина просто отдыхает. Бурое пятно растекалось по асфальту, словно пыталось повторить форму облака, с которого пришел волшебник. И сам он, казалось, смотрит в облака, пытаясь угадать свое. Потому и не моргает, и плывут в невыразимых глазах неторопливые облака.
Кристинка не сразу поняла, что он умер, а когда поняла – не вскрикнула. Прилегла рядом. Слабость обволакивала ее сонным равнодушием. Осколок снаряда попал в ногу, и кровь, щекоча, стекала тонким ручейком к щиколотке. Больно не было, скорее, ощущалось бессилие – нужно было закричать, привлечь внимание, как-то уползти, и тогда люди помогут, точно помогут. Но тело захватила уютная дремота, уже усыпившая синеглазого волшебника. Навсегда?
Ведь она, Кристинка, тоже сглупила и словила осколок! Неправильно как-то. Несправедливо. А что, если волшебника еще можно разбудить? Что, если…
«Ради себя нет сил спасаться, спасусь ради этого, с глазами», – вздохнула девочка, приподнялась и крикнула, задыхаясь от слабости:
– Я здесь!
«Куваты загружены, пятеро мужчин», – прозвучал откуда-то издалека незнакомый голос. Кристинку накрыла тьма.
Четырнадцать лет спустя
– Ну и?
– Семен Палыч, я не стал вручную, долго это. Дайте разрешение прогнать на аппарате, а? Куваты у нас в наличии. С запасом даже.
Василий вдруг будто со стороны услышал свой заискивающий голос, и ему стало тошно. Выдохнув на начальника все ароматы «вчерашнего», продолжил уже не так уверенно:
– Это же тридцать человеко-часов сэконом…
Семен Палыч раздраженно вдохнул. Казалось, он в принципе управлял всеми процессами в НИИ внушительными вдохами и выдохами – и работало! Вдохнет – все замолкли, выдохнет – разбежались по местам. Вот и сейчас Василий ждал выдоха, чтобы поскорее исчезнуть из кабинета.
Он неловко отступил на пару шагов, всерьез опасаясь, что полутораметровый Семен Палыч сейчас просто порежет его на ремни. Много-много ремней.
Взгляд начальника не обещал ничего хорошего.
– Н-ну… – проблеял Василий, пытаясь одновременно отстоять свою позицию и незаметно пробраться к выходу.
– На аппарате?! – Семен Палыч еще сдерживал ярость, но она с шипением прорывалась через предохранительные клапаны его видимого спокойствия. – C-сегодня все сделаешь. Понял?
Начальник дернулся, видимо, намереваясь встать. Василий инстинктивно шагнул еще дальше, оказавшись вплотную к двери. Но Семен Палыч не спешил отпускать: молчал, глядел – и не выдыхал.
Василий скукожился. Вся подготовленная речь про эффективность, прогресс и экономию ресурсов, которую в воображении он бросал в лицо начальнику, куда-то выветрилась. Голова гудела.
– Н-ну, тридцать человеко-часов, – то ли испуганно, то ли грустно пискнул Василий и взялся дрожащей рукой за дверную ручку.
– Вот и сиди тридцать, недоделок! Хоть пятьдесят сиди. А мне надо, чтобы через два часа все было готово, – полетело острыми сюрикенами ему в спину. Василий даже пригнулся.
Покорно склонив голову, как заправская японская гейша, он слегка поклонился шефу и засеменил по коридору, на выходе придержав дверь, чтобы та не хлопнула. После нагоняя от Палыча виски просто взрывались от боли.
– Сука, – пробормотал Василий, на всякий случай оглядываясь по сторонам, словно Палыч мог бежать за ним и таки наподдать.
