Я как-то ожидал про пулю в затылок услышать или нож в спину. Странно. Похоже, что и вправду случайность.
— Когда случилось?
— Да в тот день, когда мы виделись. Он сюда заехал после складов, покрутился, машиной похвастался — говорят, потом домой поехал. И прямо у дома попался. Да не, все точняк, говорят, — добавил Федька, явно увидев мои сомнения. — Свидетелей много, и хмыря самого, считай, на нем застрелили. Там с вахтером люди стояли, все с оружием — как крики услышали, так и выскочили на улицу. Хмырь Роме на спину прыгнул и так рвал. Его с трех стволов чуть в клочья не разнесли, но Рома уже все, мертвый был.
— Блин, — выругался я. — Не знаю… осторожней нам надо, вот что.
— Да я не думаю, что это из-за нас кто-то, — скептически скривил морду Федька. — Ты как не фонарщик сам, ей-богу. Как ты хмырем управлять будешь?
— «Гончих» вместе с адаптантами забыл? — напомнил я.
Федька немного задумался, потом головой помотал, словно отгоняя нежелательные мысли:
— Не, так не бывает. Адаптанты — не люди уже давно, они сущность сменили. Но только в городе их нет и быть не может. Ну как ты с такой рожей через КПП?
— Федь, я не настаиваю, я просто… просто чувствую что-то, понял? Аккуратней нам быть надо, за спину поглядывать. Чует мое сердце — что-то мы такое зацепили, с чем до хрена неприятностей можно вытащить.
— А, это понятно, — согласился он. — Говорили за это уже, тут не спорю.
При Насте обсуждать это не стали, но над головой как плита бетонная повисла. Довезли до аэродрома, я еще и убедился, что все ее коллеги на месте, не одна здесь будет. Затем взял обещание дождаться нас в любом случае и никуда с территории аэродрома не уходить.
— Ты чего занервничал? — спросил она.
— Да так… случилось кое-что. Не напрямую с нами связано, но… в общем, ты без оружия никуда, понятно? И с оружием никуда.
— Хорошо, — вполне серьезно ответила она и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня в губы. — За меня не волнуйся, я не ребенок.
— Постараюсь, — поцеловал я ее в ответ.
Нет, не ребенок. И к риску привыкла, так что лишних проблем себе искать не будет. Но когда меня рядом нет — все равно волнуюсь. И знаю, что чем дальше, тем хуже будет, потому что мы действительно задели что-то большое, черное и очень грязное. И всю эту грязь, и все это зло развели здесь люди, живые люди, которые где-то здесь, рядом, и которые не хотят, чтобы их паскудные секреты вышли на всеобщее обозрение. Можно бы и не лезть, но… но у нас есть цель.
— Ты сейчас куда?
— К Ивану — и с ним на Ферму.
— Ну давай, езжай. Осторожно только.
Я осторожно. Я даже карабин из рук не выпускаю, равно как и Федька без автомата никуда. В машину сел — и над головой подвесил, в обрезиненные крючки, что приварены к каркасу. Машина военная: немцы тоже с оружием на ней ездили.
По пути оглядываться начал, смотреть — не сел ли нам кто-нибудь на хвост, — но ничего подозрительного не увидел. Машин все же в городе немного, любой хвост заметить проблемой не будет, пожалуй. Так что если кто-то и намерен за нами следить, то действовать он будет умнее, как мне кажется.
Иван был на месте, на «Ване-комсомольце». Федька с ним остался чаи гонять, а я к Пашкину побежал. И застал того прямо в дверях его конторы, явно куда-то направлявшегося.
— Михал Михалыч, а я насчет книги регистрации машин, — напомнил я о себе.
Тот задумался на секунду, вспоминая, потом кивнул, сказав: «Пойдем!».
Идти пришлось недалеко — в двухэтажное здание, прижавшееся к самой проходной. Пашкин потянул дверь, потопал валенками на крыльце, сбивая с них снег, и вошел внутрь, в темный, пахнущий сыростью подъезд. Сразу толкнул скрипнувшую дверь в какую-то комнатку у самого входа и махнул мне рукой, приглашая идти за ним.
— Ляксандрыч, тут парню помочь надо, — обратился он к средних лет лысоватому мужику со светлыми усами, одетому в военную форму, с красной повязкой на рукаве. На повязке было написано по трафарету белым: «Начальник охраны». Вот так, никто не ошибется.
— Какие проблемы? — спросил тот, протягивая мне руку. Ладонь оказалась на удивление широкой и крупной для человека такой комплекции, я даже удивился. — Матвейчук Борис.
— Бирюков, Владимир.
— Помнишь, когда «Карась» в последний раз ушел? — спросил Пашкин. — Тогда еще матроса с него тварь покусала, помнишь?
— Помню, ясное дело.
— Журнал с проходной на тот день посмотреть.
Ляксандрыч кивнул, встал из-за стола и подошел к большому двустворчатому шкафу. Вся верхняя полка его оказалась уставлена толстыми журналами, на корешках которых аккуратно были написаны даты.
— Так, — сказал начальник охраны, проводя пальцем по матерчатым корешкам. — Вот этот.
Он вытащил один из журналов, хлопнул его на стол, жестом предложив нам садиться. Что мы и сделали. Ляксандрыч толстыми как сардельки пальцами быстро перекидывал листы, пока не нашел нужной даты.
— Вот оно, — ткнул он пальцем в страницу. — Запись про выезд машины с раненым.
— Что за машина? — подался я вперед, одновременно вытаскивая из сумки блокнот.
— А вот, — он провел пальцем по строчке. — ГАЗ — полутонник, шестьдесят восьмой… и номер… вот, перепиши.
В моей действительности такой машины, как ГАЗ-68, не было, а в этой была. С тех пор как в здешнем сорок третьем году наладили производство военных внедорожников АР-43 в Москве, завод в тутошнем Горьком перешел на выпуск другой версии советского джипа ГАЗ-67 — с удлиненной базой и иногда закрытым кузовом, санитарной машины и чего-то вроде пикапа, маленького грузовичка, на который иногда устанавливали зенитные пулеметы. Вот из таких грузовичков здесь любили делать развозные фургончики — крепкие, проходимые и достаточно грузоподъемные.
— А вот это что за фамилия? — спросил я, переписывая номер. — Водитель?
— Точно, водитель, — ответил начальник охраны. — Играшин Вэ Вэ. Что-то еще надо?
— Угу, если можно, — кивнул я. — Откуда машина и к кому приезжала. И когда.
— Когда — скажу, — ответил тот, перелистнув страницу назад. — С утра и приехала, въезд в пять-пятнадцать. А вот чья машина и к кому — не знаю.
— К «Карасю» и приезжала, — уверенно сказал Пашкин. — Я их там сто раз видел. И водила всегда один и тот же был. Водку он забирал прямо с баржи.
— Это когда она с грузом приходила, так? — обернулся я к Пашкину.
— Ну да.
— А тут баржа уходила, верно?
— Привез чего-то, наверное. Да помню я и машину, и шофера — вечно здесь крутился.
Слово «шофер» Пашкин произнес с ударением на «о», как «шофер».
