— Значит, вот почему вы тогда были в Припяти… и этот профессор, точнее, академик, не кто иной, как Яковлев… — задумчиво проговорил Лазарев. — Ну, надо же… ведь вы и в самом деле могли его убить… кстати, я догадываюсь, что тот, которого вы встретили в Зоне, и врач, назначивший вашей, Андрей, жене лечение, один и тот же человек.
— Несомненно, один, — хмыкнул Шелихов. — Кто же еще…
— А что с группой Койота? Ведь после такого провала тебя должны были искать. — Капитан все же выпил свою порцию и откашлялся. — Ух, зараза, теплая…
— Не искали. Некому. Когда я возвращался с Яковлевым, на ПМК пришло сообщение о том, что в подвалах одного хорошо знакомого мне заводского корпуса нашли десяток трупов, предположительно небольшую тайную группировку не то сталкеров-сектантов, не то бандитов. Точнее, то, что от них оставалось, — ночью ветерком нагнало «марево» из соседнего газового очага, и к утру от людей остались только слизистые мумии в остатках снаряжения. Их не получилось опознать, хотя я уверен, что это Койота со товарищи Зона прибрала, так как ни весточек, ни пуль за отлично выполненную работу я от них уже не получал. До сих пор не знаю, случайность ли это…
— Что было потом?
— Суп с котом, — усмехнулся Семен. — В Зоне появился простой сталкер, таскавший с бросовых угодий грошовый, мелкий хабарок. Сталкер без друзей и врагов, незаметный, тихий, неинтересный. Который три года топтал окраины Зоны и собирал разную дешевую всячину на тушенку, водку и хлеб. Получивший от собратьев по ремеслу до боли знакомую кличку, но, правда, уже с иным смыслом. Снова Серым стал. Видно, прошлое мое очень не хочет, чтобы его хоронили. Хоть так, но напоминает… ну а дальше вы, мужики, в курсе. Перегорел через три года своего унылого сталкерства, чуть от страха не сдох, добрые люди на руках к пропускнику вынесли. Потом просто жил, жалея, что все-таки не сдох, так как страх никуда не делся — видно, тот поход к Припяти крышу мне сорвал, просто не сразу это проявилось. Еще больше жалел, что не сдох вовремя, когда Зона, считай, на порог пожаловала. Мне только две дорожки и остались — или в петлю, или клин клином вышибать. Потому и здесь, с вами.
— А не боишься, Семен Андреевич, что по возвращении из Города я тебя сдам? — просто, будничным тоном спросил капитан.
— Ни разу не боюсь. Если посчитаешь нужным, можешь хоть сейчас рапорт писать со всеми подробностями, кто я таков есть. — Семен отмахнулся. — Мне, честно, все равно. Если выживу, то готов на сотрудничество со следствием… так оно, пожалуй, будет хорошо и правильно. Но сначала мне все-таки хочется от своей занозы избавиться, страх этот выжечь, выздороветь… потому что не могу больше. Да и тебе, вояка, помочь хочу, чтоб ты жене «серебряное кружево» подарил.
— Вам нужно сдаться самому. Так будет лучше, — глухо буркнул Лазарев. — Хотя, конечно, за то, что вы Яковлева спасли, спасибо, большое спасибо… и еще. Позволите как-нибудь ваше прошлое посмотреть, если, конечно, получится? Всегда хотел увидеть того человека не по фото, а по живым воспоминаниям…
— Валяй, наука, смотри… только я бы не советовал, если честно. Там очень много крови, дружище. Очень. Не стошнило бы ненароком.
Шелихов помолчал.
— И сам сдаваться я не пойду. Не хочу. Я вам свою историю рассказал, вы и судите. Если приговариваете — не вопрос, сяду, и никаких обид на вас не будет. Если же нет, так нет. И на этом пока закончим, товарищи. Этот разговор подождет того времени, когда мы вернемся.
— Если вернемся, — вставил ученый.
— Обязательно выйдем. Не каркай, наука, Зона этого не любит. Что-то наша аномалия униматься пока не хочет, и потому давайте перекусим — не факт, что вечером на это будет время.
— Добро, — кивнул помрачневший капитан. Лазарев промолчал.
Семен, пока Ткаченко открывал рацион ИРП-Б, занялся трофейным рюкзаком. Ничего особенно примечательного там не нашлось — три поношенных, выцветших свитера, джинсы, несколько банок тушенки. Консервы оказались не просроченными, и Шелихов переложил их в свой рюкзак. Под одеждой нашлись две коробки патронов дроби, к сожалению, шестнадцатого калибра, и Семен их просто отбросил в сторону. На дне рюкзака лежали мятая пластиковая папка с выдранными из атласа Москвы листами и, к вящему удовольствию Серого, два блока сигарет с фильтром. Марка, конечно, была не совсем та, которую уважал Шелихов, точнее, не покупал из-за дороговизны, но табак оказался достаточно неплохим. Семен с удовольствием отравился дымом сигареты из только что початой пачки, «распотрошил» блоки и рассовал их содержимое по кармашкам своего рюкзака.
— И это все? — хмыкнул Ткаченко.
— Уже неплохой навар… пусть не артефакты или, по-научному, амебы эти…
— Анобы, — буркнул Лазарев.
— Какая, на хрен, разница… — отмахнулся Семен, — но кое-какой хабар все же имеется. С куревом по крайней мере проблема решена. И бумаги какие-то, хорошая стопка… тэк-с. Листы из подробного атласа Москвы, все разрисованы, как индейцы… сдается мне, местные сталкеры уже начали местность картографировать.
— Это… м-м… не очень полезное занятие, — заметил ученый. — Здесь пока не отмечено мощных вспышек аномальной энергии, но очаги все ж таки имеют неприятную тенденцию возникать там, где буквально вчера была нормальная дорога.
— И часто?
— Ну… не так, конечно, как в той Зоне. Здесь карта может быть актуальна и год, и полтора, но полагаться на якобы проверенные маршруты несколько неразумно. Если, конечно, полагаться только на них, а не на приборы и глаза.
— Ну, друг, не знаю… карты заберу, они, думается мне, нам еще сгодятся.
Шелихов открыл файловую папку и разложил на земле два десятка листов. Сталкеры, составлявшие этот путеводитель, явно неплохо постарались — схемы улиц были аккуратно расчерчены разноцветными штриховками, по картам пролегали пунктиры относительно безопасных проходов, черным фломастером обведены река и множество домов — дураку понятно, что там уж точно ничего хорошего не будет. В папке были и относительно чистые листы, в основном районов ВДНХ, Ботанического сада и Останкино. Правда, вместо отметок и пунктиров через листы наискосок тянулась толстая черная надпись, полностью созвучная названию маленькой полярной лисички, и кто-то внизу еще подписал «точняк». Правда, картограф, обозначивший простым и весьма понятным словом ситуацию в этих районах, все же аккуратно обозначил границы неприятной области и даже нарисовал вокруг маленькие, но узнаваемые фигурки собак, каких-то двуногих головастиков и даже нечто непонятное, подписанное соответственно «крякозябры стремные». Там же, на карте, было набросано много крестиков, причем некоторые даже были подписаны. Семен прочитал несколько имен, написанных мелким, словно маковые зерна, почерком: «Саня Красный, собаки», «Хлыч, марево» и «Боливар, водяные мертвяки».
