– Зачем? – губы почти не слушались, слова прорвались сквозь накипь кровавой пены, идущей изо рта.
Глаза противника улыбнулись.
– Ты этого не поймешь.
Поток любви хлынул в его сознание, этот поток был настолько безмерен, что сопротивляться ему не имело смысла. В нем было столько энергии, сколько он никогда ни от кого не получал. И Таклид-Ди поглощал ее и поглощал, ощущая, как все его существо быстро наполняется ею, и ему уже стало казаться, что вот – все, еще секунда, и он сумеет восстановить себя…
Боль растаяла, но насыщение все никак не приходило, а поток продолжал его затоплять. Что-то было не так… Эти синие глаза несли обман… Подпитывая его энергией, они лишали его жизни… Он не мог столько принять…
Все тело охватило быстро нарастающее жжение…
А потом по коже загуляло невидимое пламя, пожирая его изнутри.
На цыпочках выбравшись из ванной комнаты, Юдгар воровато оглянулся…
Амсадди стояла у двери, лениво прислонилась к ней плечом и скрестив на груди руки. В ее взгляде читался укор.
Удрать не получилось. Слишком долго возился в ванной. Впрочем, все равно бы ничего не вышло, бикаэлка не идиотка.
– Ну что? – Юдгар недоуменно вскинул брови и развел руками. – Что опять не так?
– Все так, – голос женщины прозвучал несколько глухо. – Только вернись в гостиную. Так или иначе, но ты дождешься мать-настоятельницу.
На секунду она замерла, затем отступила в сторону и дверь тут же открылась. Юдгар только собрался рвануть в коридор, но тут же понял, что дверь открылась не для него. Взгляд наткнулся на гигантскую фигуру еще одной воительницы, затянутой в синий комбинезон. Он невольно попятился, когда эта великанша – побольше Амсадди, двинулась прямо на него.
Его выместили обратно в гостиную, и только тогда он увидел, что за огромной бикаэлкой следует маленькое, тщедушное существо, сгорбленное и подслеповатое. Оно было морщинистым, а кожа сплошь покрыта татуировкой. Седая коса почти волочилась за ней по полу, и каветт в ней не было вовсе. Это и есть мать-настоятельница? Да этой старухе чертова уйма лет! Если средняя продолжительность жизни бикаэлок составляла приблизительно триста лет, то это старой грымзе никак не меньше тысячи, это уж точно! Он бы, наверное, с тоски сдох, если бы ему пришлось столько жить!
Старушку вела под руку еще совсем молоденькая бикаэлка, явно еще не из посвященных – лишь чуть выше самого Юдгара. Она почтительно поддерживала мать-настоятельницу, и, казалось, всецело была поглощена этой священной обязанностью. Даже Серджио поднялся с кресла, не сумев скрыть своего изумления при виде этой старушенции. Юдгар его понимал – о таких старых и таких мелких он и сам никогда не слышал. Мать-настоятельница была маленькой даже по меркам людей. Что-то вроде карлицы. Молоденькой послушнице, что вела ее, приходилось сгибаться пополам, чтобы соответствовать ее росту. Ничего себе обязанность! Походи-ка так с утра до вечера, жизнь медом не покажется!
Старушку осторожно – чтобы, не дай Бог, не рассыпалась – водрузили на диван, затем сопровождавшие выстроились рядом, точно в присутствии царственной особы. Юдгар про себя возмутился. Он что, тоже должен стоять, как на карауле? Но ему ничего не надо от этой замшелой древности, встречу с которой ему навязали. Не придумав ничего лучшего, он в знак протеста опустился прямо на пол, на скрещенные ноги, усевшись напротив старухи.
Мать-настоятельница внезапно рассмеялась, и смех у нее оказался на удивление сильным и звучным, как у молодой здоровой женщины.
– Это он! – неожиданным басом возвестила она. – Амсадди, скажи ему, чтобы подошел ко мне поближе, я хочу его получше разглядеть.
Что значит – скажи? Он и сам все прекрасно слышал… Какого фига она говорит о нем в третьем лице, точно о неодушевленной вещи?
Амсадди повелительно качнула головой. Юдгар тяжело вздохнул, поднялся и подошел к старухе. С неожиданным проворством старая перечница выбросила вперед морщинистую руку, и крепкие, почти сплошь синие от татуировок пальцы вцепились в его бок. Юдгар ойкнул, но все же сдержался. Старуха подтянула его к себе и только теперь Юдгар разглядел, что вместо глаз у нее лишь бельма – что-то белесоватых наростов с прожилками синих сосудиков. Его невольно передернуло от отвращения.
– Это он, – снова подтвердила старуха. – Амсадди, уводи его. Они с минуту на минуту явятся сюда за ним. Мы их задержим.
Амсадди почтительно кивнула.
– Да вы хоть объясните, что все это значит? – Юдгар повысил голос, переводя требовательный взгляд с одной бикаэлки на другую. Пока ему ясно было только одно – вокруг него велась какая-то возня, значения которой ему было не ясно. – Никуда я не пойду, пока вы мне не объясните, – он демонстративно плюхнулся в одно из свободных кресел.
Но Амсадди ловко, одной рукой, подхватила его за шиворот и, вздернув в воздух, поставила на ноги. Черт побери, у нее это, конечно, классно получается, но приятного мало.
– Времени нет! – отрезала она, доставая откуда-то из кармана крохотный инъектор.
Юдгар не успел дернуться, как она впрыснула ему сквозь кожу в сонную артерию дозу какой-то дряни. Он схватился за шею.
– Да ты что? Совсем с ума сошла? Что это такое?
А Амсадди уже вколола эту же дрянь и себе.
– Феромоны, – коротко пояснила Амсадди.
Понятно. Значит, его собираются спасать по полной программе, раз приходится отбивать запах собственного тела. Ощущение нереальности захлестнуло сознание. Не верилось, что за ним вообще кто-то может охотиться. В конце концов, не такая уж он важная персона… Юдгар вдруг почувствовал, как скользкие щупальца чужого сознания медленно, но верно начинают проникать в его мысли. Он внутренне сжался, инстинктивно стараясь выстроить ментальную защиту, и тут же получил увесистую затрещину от Амсадди.
– Не сопротивляйся, щенок. Если мать-настоятельница не наложит блок на твое сознание, то убийца найдет тебя.
Юдгар обиженно потер затылок. Эта «девочка» совершенно не способна контролировать собственные силы… Поток чужих мыслей хлынул в сознание. И теперь уже это были не щупальца, а лавина, справиться с которой он просто не мог. В какую-то секунду чуждый ему ментал заполнил черепную коробку, и ему показалось, что голова просто взорвется, но уже через секунду это ощущение схлынуло. Он ждал, что его подчинят чужой воле, или в его голове появятся новые знания – ничего. Только вот ощущал он теперь себя как-то особенно, точно его самого заключили в некую броню, которую неспособно пробить ни одно оружие…
Мать-настоятельница, поддерживаемая с двух сторон, сгорбившись, сидела на диване, едва не падая. Ее белесоватые глаза таращились в пространство, ничего не выражая, а на лице была написана мука. Она тяжело дышала, и с нижней губы на подбородок текла слюна.
