Тут, похоже, и своих странных маргиналов хватало.
— Что путник будет пить и есть? — осведомился у меня сухопарый мужик с полотенцем, заткнутым за пояс. Возможно, даже сам хозяин этого заведения.
— Что у вас там на обед? — уточнил я, припомнив, что, хотя завтракать мне не довелось, но время уже за полдень, так что придется соответствовать.
— Ветчина и овощи, убоина в горшочках с зеленью, свежий хлеб. Пиво еще не дозрело, но есть приличный сидр. Могу предложить вино.
— Я не планирую напиваться. Предпочитаю сытно пообедать. Пусть будет сидр.
Усевшись на свободное место с краю, я отламывал куски от еще теплой лепешки, которую мне принесли сразу, запивал ее сидром и пытался прислушиваться к разговорам. Не слишком-то результативно. Мужчины, обедавшие здесь и одновременно обсуждавшие свои дела, упоминали слишком много понятий, значение которых было мне неизвестно. Все, что я понял, — что тут поблизости есть несколько поселков, что до ближайшего крупного города сравнительно недалеко, что грядет ежегодная ярмарка и что в окрестностях кое-где можно делать деньги, но как и на чем — неясно. И с ярмаркой это, кажется, не связано.
— Ты откуда? — спросил меня сосед, догладывающий баранье ребро.
— Из Мерги. — Назвал тот город, откуда и начал свое путешествие на правах чересчур уж свободного человека.
— Там родился? Ты гладиатор?
— Был гладиатором. — Не спеша отвечать на первый вопрос, я отозвался таким образом, что в воле собеседника было понять меня хоть так, хоть эдак. — Оставил это дело.
— А что вдруг?
— Мне не по нраву выступать.
На меня воззрились со смесью недоумения и иронии. Последнее заинтересовало меня больше. У мужика были повадки человека, понимающего кое-что в жизни. Такие, пройдя огонь и воду, получают право смотреть на окружающих оценивающе — не сверху вниз, нет, скорее видя не только нынешнюю картинку, но и набор картинок из прошлого и вероятного будущего. С такими обычно есть о чем поговорить.
— И чем думаешь заниматься?
— А какие есть варианты? Еще думаю.
— У тебя семья-то есть? — Мужик говорил не торопясь и так же не торопясь допивал свой сидр. Чувствовалось, что разговаривать он со мной будет лишь до тех пор, пока ему этого хочется.
— Нет у меня никого. Я один на свете.
— Это как так?
— Да уж так получилось.
— Хм. — На меня взглянули с любопытством, хотя и любопытство тоже было довольно равнодушное. Так лист скользит по поверхности воды и не мокнет, так человек, обремененный собственными проблемами, может иной раз скользнуть по волнам чьих-то чужих судеб, не забивая ими голову и чувства. — Изгнали тебя, что ли? Наделал что-то? Впрочем, не мое дело. Не отвечай, если хочешь. — И я постарался сделать независимое лицо. — С работы тоже погнали?
— Типа того. Рожей не вышел, — говорил я все это довольно легкомысленным тоном. — Сначала выходил, потом выходить перестал.
— А что так?
— Работодатель был из знати. Ему необычности подавай, но каждая необычность рано или поздно наскучивает.
— А-а… То есть выгнали не из-за какой-нибудь выходки?
— Нет.
— Тогда за рекомендацией дело не станет, верно?
— Хм. — Я попытался представить себе, как являюсь к императору с требованием дать мне рекомендации. — Это вряд ли. К моему прежнему работодателю не ткнешься за рекомендациями, раз уж сразу не дали…
— Что — такая шишка?
— Да. Шишка.
— Тогда, парень, ты ж понимаешь, это твои проблемы. — Мужик, обернувшись, сделал знак служанке, и та без малого бегом приволокла ему кружку сидра, а мне — горшочек, накрытый аппетитно запекшейся «крышкой» из теста. — Вряд ли тебе кто-то поверит. Так что о спокойной уютной работе можешь не мечтать. Оно тебе надо? На твоем месте я б вернулся к гладиаторской профессии.
— Хороша спокойная работа!
— А чем нет? — удивился мой собеседник.
— Если ты хороший боец, то да, ты на вершине, дерешься редко и все больше из любви к искусству. Но я же не настолько крутой, чтоб привлекать зрителей. А во второсортных клубах выступать — это самоубийство.
— Глупость, которую тебе можно простить только по твоей молодости. Сразу видно, что ты никогда не работал в клубах. — И я понял, что тут лучше не спорить. Возражения только насторожат. Меня просто не поймут.
— Ну, ладно, согласен. Но я не хочу.
— Хочу, не хочу… Тут уже вопрос в том, на что ты способен. Воевать-то, к примеру, за жалованье — дело еще более неверное, чем гладиаторство. Или удел охотника, например.
— Какого охотника? На кого?
— Я имею в виду охотников с грани. Не знаешь, кого называют охотниками? — Этот взгляд был колким, и я снова стал мысленно искать более или менее убедительные аргументы, чтоб объяснить, почему я ни фига не знаю об окружающей действительности. — Что же ты вообще об этой жизни знаешь? И судишь почему-то… Мой тебе совет — выбрось ты из головы свои странные представления и возвращайся к своему делу. Ты ведь гладиатор, и толковый, раз до сих пор жив. Раз через первые основные этапы прошел. Лучшего тебе не найти.
«Знал бы ты, каковы были эти этапы», — с раздражением подумал я. Сейчас короткий период моего гладиаторства представлялся мне в самом непривлекательном свете. И что угодно, буквально что угодно казалось лучшим.
Я снял еще горячую тестовую «крышку» и сунул нос в облако ароматного пара. Кусок дичины запекли в жидком соусе, зелени и с ломтиками репы. Кстати, репа в вареном виде немного напоминала картофель. Немного.
— Это не обсуждается. Так кто же такие охотники с грани?
— Охотники-то? Охотники — это люди, которые промышляют на грани двух миров, то есть в «гармошках». Что такое «гармошки», тоже не знаешь? Ну, понятно. Это такие места, где наш мир смыкается с демоническим. Типа такого, из которого наш император вышел со своей армией. Туда всякие твари из демонических миров забредают, и с многих из них можно получить немалый профит. Ну что? Наверняка ж слышал о таких? Только их тебе по-другому называли.
— Н-ну да, что-то такое слышал, — соврал я.
— Ну вот. Здесь поблизости есть одна такая «гармошка». Скоро начнется благоприятный сезон, будет доступ к переходу по всей длине, так что сюда съезжаются лучшие команды охотников, а также охотники-одиночки. Потом, на исходе периода, к поверхности будут подходить уже не столь ценные экземпляры, так что… Впрочем, думаю, тебе это не так уж интересно.
