Бой в замкнутом пространстве, эх, страшная штука. Одно дело, когда ты на просторе, где можно как-то развернуться, залечь за укрытие, когда противник не так уж и близко. А здесь, когда он может ждать тебя за каждым поворотом, а ты не знаешь ничего того, что знает он, здесь все играет роль укрепления, и преимущество у того, кому известно расположение комнат и коридоров, мебели и незаметных углов. Когда входишь в чей-то дом и заранее знаешь, что тебя там ждут не хлебом-солью, а вовсе даже наоборот, то будь готов ко всему. И лишь тогда у тебя есть тот самый шанс, что позволит остаться в живых и выполнить задачу, поставленную самому себе. Только так, и никак иначе.
Голем знал свое дело туго. Помещение, в котором мы оказались, было большим подвалом, выложенным кирпичом и заваленным ящиками, вьюками, коробками и прочей тарой. А еще оно все сейчас было в крови. Сколько здесь было караульных — сказать затрудняюсь, потому что тяжело это сделать после попаданий в упор из авиационной шестиствольной скорострельной пушки. Лишь бы у нашего огромного друга зарядов на нее надолго хватило при такой-то стрельбе, а дальше, глядишь, будет проще.
Сдобный скользнул мимо с прижатым к плечу стволом, и, как обычно, время снова начало превращаться в тягучий сироп, в котором секунды растягиваются, и ты успеваешь зафиксировать то, что обычно ускользает от внимания…
Вон в дальнем углу торчат чьи-то ноги в огромных ботинках, и оттуда разливается по полу густая темная лужа. В воздухе висит густой запах сгоревших пороховых газов, крови и того, что находится у каждого в животе. То, что так знакомо, до боли, до ощущения страшного привыкания, то, что постоянно находится в памяти. Идем вперед, к лестнице, потому что нельзя начинать какие-либо поиски, не зачистив предварительно все помещение. Нельзя давать шанс выстрелить в спину, когда ты будешь уходить, довольный и считающий, что все кончилось. Вперед-вперед, ты это знаешь и умеешь, рейдер.
По ступенькам, аккуратно и спокойно, не торопясь, идем наверх. Голему явно наплевать на то, что его могут ждать, он топает вперед, заставляя лестницу, сваренную из толстых уголков и швеллеров, сотрясаться под его весом. Откуда-то сверху хлопают один за другим выстрелы, пули свистят над головой, злобно и жадно. Ай-ай-ай, ребята, что же вы так плохо стреляете? Мы вам этого не простим.
Крюк немедленно отзывается на брошенный вызов, вскидывая подобранный здесь же укороченный старый АК. В его мощных лапах он кажется обычным пистолетом, и обращается он с ним точно так же, легко и играючи. Автомат хакает, трясется, вниз, кувыркаясь и красиво подкручиваясь, летят гильзы. Сверху слышится вопль боли, он кого-то зацепил, и путь наверняка будет чуть свободнее. Некрасиво прятаться за ним, прикрывающим нас не только из уверенности в собственном превосходстве, но и потому, что сейчас у него внутри все кипит.
Мы со Сдобным высовываемся, стараясь взять в сектор хотя бы что-то. Ага, вижу тебя, чудак на букву «м», он пытается прятаться за первой же стенкой от выхода. Кричу Крюку, чтобы остановился. Выхватываю гранату из кармана сзади разгрузки, пальцы рвут кольцо, заставляя усики мгновенно сжаться, проходя через чеку. Парни и сестра замирают, сжавшись и ожидая взрыва. Ребристое яйцо летит вперед, чуть дымя, и это можно увидеть только в такие моменты. Тот, кто прятался за стеной, не успевает сделать что-то для своего спасения. Хлопок, который в замкнутом пространстве кажется мощным взрывом, запах пороха становится еще сильнее, хотя, кажется, куда же еще? Все, лестница кончается.
Скольжу вбок — туда, где Крюк не сможет пройти просто по габаритам, — понимая, что впереди много сложностей. Сестра идет следом, надежно прикрывая мне спину. Сдобный движется с Крюком, стараясь не дать кому-то взять его с тыла. А парни уходят следом за ними, по дороге исчезая в одном из проемов. Вот, смертельные прятки начались теперь полностью, и дай-то бог, чтобы нас никто не «замаял». Адреналин плещется внутри, так четко ощутимый всем организмом, стучит в висках, заставляя голову работать в быстром и злом режиме, с предельным вниманием. Так, что у нас тут?
Две двери, обычные, из клееного шпона под дерево. Какую из них выберем, сестренка? Вот эту, что подальше? Ну, как скажешь. Нога поднимается к груди, бьет вперед на ее уровне, вынося полотно к чертовой матери. Руки не опускают АК, прижатый к плечу. Опа, вот он, голубчик, пытается скрыться за продавленным диваном, стоящим прямо посреди комнаты. Ну да, ну да, какой ты у нас хитрый, только мы хитрее, и в шлем у нас встроен тепловизор, который уже давно работает, вырисовывая на дисплее четко видимый красноватый контур странно горбатого существа. Очередь, короткая, и еще одна, туда же, вслед ей.
Вхожу, стараясь зафиксировать сначала ближний угол, ведь дверь все еще висит на петлях. Я же не такой сильный, как Крюк, мне до него далеко. Чисто, быстро поворачиваюсь к дальнему углу — и тут все хорошо. Одним прыжком к дивану, вскакиваю на него, он затрещал от такого нахальства. Ага, готов, голубчик, даже уже и не шевелится, не скребет пол ногтями и не тянется к старому, еще пять-сорок пять РПК с деревянным прикладом. Так, одна комната есть, идем в следующую.
Вылетаю в коридор, который держит под прицелом сестренка. Здесь пока все в порядке, хотя, как мне кажется, стрельба ведется уже по всему этому очень немаленькому дому. Так, надо поторопиться и помочь ребятам. Разворачиваюсь к соседней двери и еле успеваю упасть сам и потащить за собой Скопу.
Поверхность двери набухает густой сеткой попаданий от выстрелов с той стороны. Из-за двери слышится не только треск очередей чего-то вроде «Кедра» или «Кипариса», оттуда жестоко матерятся сразу в три голоса. Ага, подонки, вот вас здесь сколько.
Жестами, на всякий случай, объясняю все сестре и ползу к двери. Скопа движется следом, аккуратно отходя к самому косяку. Достает из жилета сразу две эргэошки и ждет, когда я смогу дотянуться до дверной ручки. Это неудобно, поверьте, лежа на полу, тянуться вверх и вбок, чтобы рвануть ее на себя. Но получается, и гранаты летят внутрь, весело и жизнерадостно стуча по крашенным в рыжий цвет доскам пола. Мелькает глупая мысль о том, что Бабка еще то жмотье, даже в собственном доме экономящая на боеприпасах, и тут же уходит.
Что заставляет вжаться в стену и отползти дальше, чем нужно, не знаю. Вместо обычных и привычных, пусть и громких хлопков за ней раздается очень громкий «барабум», и дверь выносит взметнувшимся из комнаты огненным шквалом. Хрен его знает, что там хранилось, но явно что-то взрыво— и пожароопасное. Не исключаю, что местный самогон на карбиде, который пользуется у Измененных изрядным уважением. В комнате стоит вой и дикий ор, ударяющий по ушам, как сирена тревоги. Из огненного котла в коридор выбегает лишь одна фигура из трех, которые могли бы выйти, сложись все не в нашу пользу.
