-Если я выведу тебя отсюда, ты обещаешь мне защиту на территории базы?
-Конечно! - горячо зашептал тот.
-Пошли, - кивнула фигура.
-Возьмите и меня! - проговорил Алекс.
-Ты тоже пилот?
-Нет.
-Ты мне не нужен.
-Хотя бы не закрывай клетку! Если пропадет один пленник, это вызовет подозрения что его кто то освободил! Так будет казаться, что бежали оба! - умолял Алекс.
-Он говорит правду! - шепотом поддержал Борис.
-Черт с тобой! - зло плюнула темная фигура, - пойдешь за нами, я тебя убью!
В следующий миг Борис почувствовал, как чья то сильная рука вытащила его из крохотной камеры, неизвестная темная фигура в мотоциклетном шлеме кинула ему балахон и прошипела:
-Ничего не говори. Просто иди за мной. В балахоне тебя не узнают.
-Я не могу идти, у меня подвернута нога, - пожаловался Борис.
-Ррр!!! - только зло прорычал его спасатель и прошипел, - ухватись за меня, я скажу, что тебя ранили в стычке!
Тяжело кряхтя, неизвестный потащил раненного пилота по коридору, в последний момент, Борис повернул голову в сторону камеры, в которой сидел его товарищ. Алекса уже нигде не было.
Капюшон, наброшенный на голову, закрывал основной обзор, Борис только смотрел под ноги. Их даже никто не остановил, лишь единожды на их пути встало две пары ног, и послышался голос:
- Э! Что с ним?
-Дай пройти! Новичка ранили!
-Ладно тебе, чего орешь! - Борис увидел, как стоящие перед ними разошлись и они пошли дальше.
Среди бесконечных переходов его спаситель обмолвился только раз:
-Скоро найдут убитого охранника, скоро будут искать. Надо идти скорее... хорошо, что основная часть на охоте, иначе...
-Вытащите меня отсюда... я обещаю, я обещаю... - только проговорил Борис.
-Давай - давай, - неизвестный посильнее схватил спасенного им и потащил его дальше. - Сейчас из завода выйдем и можно будет уже поспокойней идти.
Петляя среди каких то отсеков и железных нагромождений, неизвестный спасатель вывел пленника из здания завода. Несколько часов они пробирались по развалинам города, прежде чем неизвестный решил сделать небольшой привал. Пройдя по развалинам города еще несколько районов, спаситель открыл какой то подвал и они забрались туда. Всю время до утра на улицах шла перестрелка. Спаситель Бориса не говорил ничего, только постоянно дергался и нервничал. Утром пилот обнаружил, что сенсор на его руке больше не мигает зеленым огоньком, похоже, что это заметили и другие... сквозь крохотную щель, которую даже нельзя назвать окошком, он видел, как из города бегут тысячи и тысячи людей. Его спаситель велел не дергаться и не выходить. Это было верным решением - свобода не прекратила войны. Уже через несколько часов бегущие из города снова стали вступать между собой в мелкие стычки.
Только на следующий день они выбрались из убежища, сначала спаситель пилота куда то удалился, предварительно связав его, потом вернулся, но уже на новом транспорте. Ни слова не говоря, он бросил пилота в багажник этого странного приспособления и помчался из города. Больше он ничего не помнит, только тьму брезента, наброшенного сверху...
Я дослушал рассказ пилота до конца и повернулся к Пашке:
-Очень надеюсь, что N 2774 еще жив.
-Лучше о нас подумай, - рыкнул тот в ответ, - думает, он о каком то номере 2774... понимаешь ли...
-А как же я? - жалобно спросил пилот.
-Ты лежи пока, - я накрыл брезент и уселся на кожаную поверхность сидушки самодельного транспорта.
-Чего задумался? - уселся рядом мой товарищ.
-Да черт его знает, на... - проговорил я, глядя на бесконечную степь, - куда, зачем?
-Мне в Воронеж надо, вот куда и зачем, - ответил Паша, - сейчас пилота сдесь высадим, пускай так до дома летит.
-Я не могу! У меня нога больная! - заворочался брезент.
-Цыц! - я легонько стукнул по ерзающему пилоту и проговорил, - вот что делать? Ты естественно предлагаешь насильника этого замочить, а пилота оставить здесь. А сами мы куда?
-Неважно! Лишь бы отсюда подальше!
-Мы уже становимся как они... чем мы лучше? Чем лучше этих людоедов? Как там его звали... Канис! Чем лучше его?
-Да ну тебя, - Пашка махнул рукой и слез с машины.
-Ты куда?
-Вершить правосудие! - проговорил тот и уверенно пошел в сторону "горожанина", лежащего в пыли. Он со всей силы ударил его и закричал:
-Что тварь!? Нравится!? Нравится так? Нравится бить!? А когда насиловал, тоже нравилось?
Гук не пытался оправдаться, не пытался отвечать, он просто сжался в маленький комок и терпел удар за ударом. Пашка бил его не останавливаясь, пилот под брезентом что то говорил, но я его не слышал.
И вот что мне было делать? Сейчас избитый в пыли валялся преступник - он насильник и людоед. Тварь, которая не достойна существования, не человек. Нет. Наверное, в тот момент во мне что то сломалось. Перемолол я что ли все это. Город сделал свое дело. Я схватил пистолет, который достал у насильника и подошел к Пашке. Тот обернулся, бросил бешеный взор на меня и прошептал:
-Ну что? Ну?
Я направил оружие и выстрелил в полуживого от страха людоеда. Мне было уже все равно. Я только коротко бросил:
-Хватит. Поехали.
Память странная вещь, иногда она вытесняет многие моменты нашей жизни. Радость, злость, ненависть... только самые важные остаются в нашей памяти. Но тот момент, когда я убил человека, остается для меня каким то размытым. Я убил человека. Не для того, что бы спасти свою жизнь, не потому что он собирался меня уничтожить. Мне было необязательно это делать. Я предрешил его судьбу, вынес приговор. Насильник и убийца не может жить в этом мире. Я не судья? Еще какой судья. Кто такие судьи? Юристы в мантиях, которые следуют закону. Я следовал звериному инстинкту. Единственное место, где он может существовать - за решеткой. Решеток больше нет. Значит, и для насильника нет места в этом мире. Я не судья, я лучше. Я видел, на что способны эти люди. Может Пашка и помешан на своем городе, но он в чем то прав. Я не хотел бы, что бы у этого выродка оставался хотя бы малейший шанс на спасение, ибо завтра он окажется на чьей то улице, в чьем то другом городе. И там уже не может не оказаться двух заключенных - надзирателей.
Мне плевать, как поступили бы вы. Не надо представлять себя на моем месте, как вы это любите делать. Я убил очередного выродка. Это моя страна, и мне решать, кто в ней должен жить.