Пока Омал разглядывал «венерианцев», Бердо курил, а Уэйнбаум посматривал по сторонам и рассеянно улыбался.
Двери распахнулись, и в кабачок ввалился еще один «абориген». Его появление не осталось незамеченным. Высокий, плотного телосложения – вошедший не слишком отличался от остальных «венерианцев», но во взгляде, который он бросил на незнакомцев, было все что угодно, кроме безразличия.
Артур поднялся и громко произнес:
– Давай за наш столик, Старк!
Названный Старком откинул капюшон, шагнул к Бердо. Они обменялись рукопожатиями.
– Позволь тебе представить, Джон, – сказал авантюрист. – Мистер Бастер, мистер Уэйнбаум.
Джон Старк кивнул, но руки не подал. Омал с интересом разглядывал его темное от загара лицо – и где он так загорел? – ярко-голубые глаза, темные волосы.
– Овидий, – Старк мотнул головой в сторону бара, – сказал мне, что вы ищете проводника на побережье.
– Это так, – ответил за всех Бердо. – Мы здесь пролетом. Посудина наша в ремонтном доке. И мои друзья хотят полюбоваться видами Алого моря.
– Тысяча, – сказал Старк.
Авантюрист покосился на Омала. Тот кивнул.
– Мы согласны, – ответил Бердо. – Когда мы сможем выехать?
Старк усмехнулся.
– Выехать? – переспросил он. – Дорог к побережью еще не проложено. Хотите попасть к Алому морю, не бойтесь растрясти жирок.
– Ладно, по рукам, – сказал авантюрист.
– Деньги вперед, – потребовал проводник.
Бердо вновь покосился на яхтовладельца. Омал вытащил купюры с императорским портретом, отсчитал тысячу и протянул Старку. Проводник спрятал деньги. Поднялся.
– Выходим через пять часов, – сказал он. – Непромокаемые комбинезоны, плащи, запас консервов, оружие. Встречаемся здесь, у входа. Прощайте.
Старк повернулся и вышел из кабачка.
– Серьезный парень, – прокомментировал Уэйнбаум.
– А он нас не надует? – спросил Омал у авантюриста.
– Не беспокойся, Омал, – откликнулся тот. – Старк, конечно, редкостный пройдоха, но не мошенник.
– Хотелось бы верить, – буркнул Омал. – А с чего это ты решил идти с нами, Артур?
– Мистер Уэйнбаум будет присматривать за тобой, приятель, – ответствовал авантюрист. – А я за нашим проводником. На всякий случай.
Кроны лесных великанов смыкались так плотно, что в подлесок проникало сравнительно немного влаги. Поначалу путников это радовало. Не надо было тащиться по раскисшей глинистой почве – ведь трава на Венере не растет, – обходить обширные бурые лужи, опасаясь провалиться в трясину. Но вскоре выяснилось, что подножие огромных деревьев покрыто толстым слоем опавшей листвы, и в этом слое что-то непрерывно шебуршит и ползает.
Через несколько часов нервы у всех, кроме, пожалуй, проводника, были на взводе. Омал то и дело хватался за верный «Бретёр-116». Пару раз он сжигал устрашающего вида, но совершенно безобидных многоножек. И едва удержался, чтобы не выстрелить в мелкого, покрытого зеленовато-серой шерстью зверька, сиганувшего из лесной подстилки на морщинистый древесный ствол. И, как водится, в минуту настоящей опасности сплоховал.
Правда, опасность поначалу не выглядела опасной. Тусклый свет венерианского полдня почти не проникал сквозь листву, но тьмы в лесу не было. Стволы деревьев покрывали люминесцирующие микроорганизмы, отчего казалось, что идешь между мерцающих колонн исполинского собора. И хотя мерцание это позволяло не натыкаться на препятствия, на расстоянии десяти-пятнадцати шагов оно сливалось в белесую, слабо фосфоресцирующую полумглу. Тварь, которая выперла из-за ближайших деревьев, казалась сотканной из этой полумглы. Двигалась она бесшумно. Не двигалась даже, а просачивалась между стволами, охватывая маленький отряд с трех сторон. Ни глаз, ни пасти, ни морды, ни лап – белесое, бесшумное, пахнущее лесной прелью ничто.
Омал почти коснулся твари. И если бы не бдительность проводника, космическая яхта «Тувия» осталась бы без владельца. Джон Старк прыгнул вперед, рванул незадачливого психотуриста на себя. Атомик в его руке изрыгнул смертоносную плазму. Низкий, доходящий до инфразвука рев ударил по нервам путешественников. Запах прели сменился вонью обугленной органики. Ошеломленный и оглушенный яхтовладелец с ужасом и отвращением взирал, как корчатся в агонии бесформенные клубки студенистой плоти.
– Что это за мерзость?! – выкрикнул он плачущим голосом.
Старк сплюнул.
– Горгония, – сказал он. – Сухопутная медуза. Яд ее стрекательных клеток убивает мгновенно.
– Медуза, а ревет, – скептически хмыкнул Бердо.
– Представь, – отозвался проводник. – Плазма вызвала перегрев, и горгония попыталась себя проветрить, пропустив нагретый воздух через специальные отверстия в мантии.
– Ничего себе – проветрить, – проговорил Омал. – Я едва не оглох…
– Это как раз неудивительно, – вмешался в беседу старпом. – Меня другое удивляет: откуда у горгонии такая высокая степень адаптации к перегреву? Неужели она частенько имеет дело с плазменными зарядами?
– Нет, конечно, – сказал Старк, – но излюбленная добыча горгонии – ледяные кроты.
– Это еще что за дрянь? – брезгливо поморщился авантюрист.
– Кроты повышают температуру тела до такой степени, что прокладывают гигантские тоннели в Холодном барьере… Впрочем, господа, я вам нанимался в проводники, а не в лекторы. Пошли. До побережья осталось не больше мили.
И они двинулись дальше, старательно обходя останки сухопутной медузы, которая не справилась с температурой плазмы.
– А что такое Холодный барьер? – спросил Омал у старпома.
– Лето и зима на Венере длятся ровно по полгода, – пояснил темнокожий великан. – На линии терминатора массы теплого влажного воздуха дневной стороны встречаются с массами холодного воздуха ночной стороны. Образуется почти не тающий ледник, который и называют Холодным барьером. Венобль находится от него всего в нескольких десятках миль.
– Потому здесь так сыро?
– Да, поэтому, – ответил Уэйнбаум. – А зимой еще и холодно. И все-таки линия терминатора на Венере – самое благодатное место для жизни.
В подтверждение его слов раздались короткие резкие свистки. Что-то промелькнуло над головой Омала, так что он невольно присел и схватился за атомик.
– Не стреляйте! – крикнул Старк. – Это цвирки!
Омал понятия не имел, что такое цвирки, но атомик убрал обратно в кобуру. Между светящимися деревьями, как заполошные, носились крохотные крылатые существа. Птицы или животные, не разобрать. Посвист цвирков сливался в простенькую мелодию. Они словно бы приветствовали путешественников в своем царстве на опушке леса.
