Признай, милая: ты сошла с ума. Немолодая уже женщина хихикнула, ее длинные седые волосы укрывали спину до самых ягодиц. Ты не в себе, красотка. Извини, так получилось…
Дождь. Для аборигенов, обиженных судьбой, генералами и яйцеголовыми парнями, этот ливень смертельно опасен. И потому аборигены прячутся в метро, под промасленными шкурами вигвамов, в ненадежных зданиях, любовно называемых «домами».
Ты хоть помнишь, как тебя зовут? А? Или постоянное чувство опасности напрочь вытравило воспоминания о прежней, нормальной жизни?
Катрин.
Так тебя зовут. Катрин.
Сотню раз повтори, чтобы не забыть: Катрин, Катрин, Катрин, Катрин…
Женщина улыбнулась. Ей нравилась подсветка экрана — оптимальная цветовая гамма, наиболее приемлемая частота, все сгенерировано с учетом артериального давления пользователя, частоты дыхания, пола, роста, веса и еще тысяч параметров, соотнесенных с характеристиками окружающей среды, — и, пожалуйста, приятно смотреть, экран не напрягает сетчатку и даже наоборот: полная релаксация, нервные окончания атрофируются до состояния кожных покровов пса бойцовой породы. Или зооморфа-футболиста. Что в принципе одно и то же. Ну, почти.
Есть вызов. Тончайшая мембрана вибрировала, передавая напряжение, гнев, ярость и… любовь? Нежность?
Мужской голос, хриплый, резкий:
— Катрин, ты?!
И тихо, почти шепотом:
— Зачем ты так?
И как ему объяснить, что она не знает зачем. Просто так получилось. Наверное, это из-за дождя. Или потому, что она давно уже сошла с ума, не выдержав крови, боли и грязи этого мира. Или…
Она пожала плечами, хотя и знала, что абонент ее не видит:
— Мы на прослушке?
— Обижаешь.
Как бы это попроще объяснить… Все из-за дождя. Да, из-за него! Отравленная кислотой вода льется из причудливых фиолетовых и желтых облаков. Хотя попадаются иногда и салатовые, и ярко-розовые. Здесь такими облаками никого не удивишь — они опрокидывают на междутропье тонны конденсата, чтобы мины лучше росли, чтобы корпуса гранат сплетались с взрывателями, чтобы вообще вся кристаллическая жизнь получила очередную порцию допинга.
А Катрин непогода не страшна. Шаткие крыши развалюх пугают ее больше, чем перспектива химических ожогов. Ее окружает силовая сфера, совершенно прозрачная, невидимая. Генератор встроен в бедренную кость и пока, тьфу-тьфу-тьфу, ни разу не сбоил. Маслянистые капли разбиваются о защитное поле и стекают в травы междутропья.
У христианских святых были нимбы над макушками. Боги этого мира «нимбами» отделились от внешней среды полностью.
Наверное, во время дождя шар силового поля — зрелище весьма занимательное. Увидят аборигены — появится легенда о колобке-людоеде или, скажем, о русалке в янтаре, или о косматом лешем, заговаривающем дождь.
Тишина в эфире затянулась, и потому он первым нарушил молчание:
— Ты до сих пор любишь его?
Она улыбнулась. Мужская ревность иногда приобретает самые причудливые формы. Оказывается, господину Касиусу Самборскому плевать на случившееся ночью, его тревожит прошлое — крохотный роман Катрин с молодым сотрудником Технопарка, подающим надежды, таким сладеньким… А Старый Сокол мужа не заинтересовал. Странно.
— А как тебе мальчик? По-моему, ничего. Мы приятно провели время после заката. Ты ведь смотрел? Тебе понравилось? Тебе вообще нравится быть оком бога?
Тишина. Треск, хруст. Помехи? И опять его голос:
— Ты не ответила, Катрин.
— Касси, дорогой, что ты хочешь от меня услышать?
— Ты до сих пор любишь его?
Гнев, затаенная ярость — чувствительность коннектора позволяет уловить оттенки эмоций и передать их на неимоверное расстояние, измеряемое вовсе не километрами.
— Я всю ночь трахалась с вонючим малолетним дебилом, а ты спрашиваешь, люблю ли я его до сих пор?!
— Ты старуха, Катрин. Тебе давно не двадцать. Что ты делаешь с собой, со мной? Что ты делаешь, Катрин?!
Внезапно ее кураж улетучился.
— Да, я старуха. И мне пришлось очень постараться, чтобы мальчишка меня захотел. Ты помнишь, какую дрянь мы, молодые, жрали, чтобы усилить влечение? Эта дрянь отлично растворяется в спирте…
— Ты так ненавидишь меня? За что?! Скажи мне за что?!
— Касиус, успокойся, соберись. Я люблю только тебя, ты же знаешь… — Ей надоел этот разговор, зря она связалась с благоверным. Шутка не удалась.
— Катрин, ты же специально подставилась с эвакуатором, зная, что я не смогу выдать тебя. Зачем ты отправила к нам статиста? Ты же подписала ему смертный приговор!
— Самборский, ты все сделаешь как надо, я знаю. А эвакуатор… Статист активировал «коридор», затем уничтожил прибор. Гарантийный срок его эксплуатации закончился месяц назад. Так что спишу, и все, у меня еще один есть.
Катрин хихикнула, вспомнив, как она разыграла бедного мальчишку. Как же легко он поддался внушению, никаких блоков в сознании, вообще нет защиты — простейшим гипнозом из него можно было лепить все что угодно, как из пластилина. Стена, пробежки… Эвакуатор можно было активировать где угодно и когда угодно. А Стена — это всего лишь старинный символ, красивый и загадочный.
— Из-за тебя, Катрин, у меня будут неприятности. И весьма серьезные!
— Брюзга.
— И объясни мне, зачем ты заставила статиста бегать?
— Я научила его не смотреть под ноги. Всего лишь эксперимент был…
Два человека, муж и жена, два коннектора и два голоса. А между ними — хрупкий мост, соединяющий реальности, норму и уродливую мутацию.
— Прощай, любимый. Звони, если что.
— Прощай, Катрин.
* * *
Не принимать Касиуса Самборского в расчет — глупо. Это аксиома для каждой лабораторной крысы в бетонных лабиринтах Технопарка. Уборщицы и академики трепещут при появлении тучного пузана, ветерана войны на Марсе, настоящего «песочного котика».
Да-да, Самборский из тех парней, которые выжигали целые деревни вместе с жителями, он играючи отрежет ребенку голову и штыком выковыряет мозги. Не зря его затылок украшает татуировка «Никто, кроме нас!» — в память о ВДВ, породивших спецназ ВКС.[55]
Толстые пальцы вырубают коннектор. Сегодня Самборский вне зоны связи. Ему нехорошо.
Он плюхнулся в эргономичное кресло и подкатил к столу. Кресло может развалиться в любой момент: массивные бедра с трудом протиснулись между подлокотниками. Вот что ему нужно сейчас — стакан и литровая бутыль, за прозрачным стеклом которой гадюка утонула в корейском самогоне. Два по двести подряд, залпом, не выдыхая, — и все равно не отпустило. Чертов коннектор! Не напрягаясь, Касиус мог раздавить его мизинцем.
