«БМВ» принадлежал худощавому чернявому чудаку-поляку, который летом гулял со своим дружком на дискотеке в санатории. Поляк сказал, что хочет покопаться в загаженных залах замка, где сохранились ценные для его коллекции образцы старинной отделочной плитки. Естественный историко-охранный патриотизм местного сержанта был моментально погашен сувениром, искусно выполненным в виде пятидесятидолларовой купюры, который при позднейшем рассмотрении оказался настоящей банкнотой. Такие же памятные безделушки получили и остальные четверо сотрудников полицейского участка «Графское» и изыскания поляка потеряли для них всякий интерес. Но теперь-то стало ясно, что никакой плиткой поляк не интересовался, а был он, по-видимому, тоже каким-то боком завязан в истории со старшим инспектором, который, нарушив положение о домашнем аресте, появился здесь в эту полуночную пору. Некоторое время в полицейском боролись чувство служебного долга, повелевавшее ему срочно найти сержанта и переложить на его плечи всю ответственность за дальнейшее и чувство страха, требовавшее срочно драпануть, как он это для себя сформулировал, «швыдким потягом до хаты». Победило не то и не другое. Верх взяло жгучее деревенское любопытство. Полицейский перекрестился по православному, достал плоский портативный фонарик и штатный револьвер. Внимательно оглядевшись, он быстро перебежал через залитый лунным светом двор и скрылся в тени под стеной замка.
Воскресенье, 21 сентября, 00–05.
Снег знал, что Ян где-то совсем рядом. Он двигался, стараясь не шуметь, однако это ему не всегда удавалось. Когда он в очередной раз наступил на кувыркнувшихся под ногой кирпич, из темноты на него налетела разъяренная летучая мышь, сбила с лица очки и когтем страшно повредила глаз. Инспектор зарычал от боли, безумно жалея, что еще не превратился в Зверя: звериная реакция не позволила бы Яну-нетопырю безнаказанно нанести такой обезоруживающий удар. Когда он, зажав ладонью кровоточащий глаз, принялся осматриваться здоровым, он увидел четырех Янов, окруживших его со всех сторон. Они засмеялись и проговорили квадрафоническим голосом: «Проше бардзо, пан инспектор, к нашему ристалищу!» После чего неторопливо разбежались во всех направлениях, унося с собой свой невозможный, отовсюду несущийся смех.
Снега сломало пополам и поставило на четвереньки. Он чувствовал, как трещит и лопается на нем костюм. Раньше он, превозмогая себя, старался в этот момент снять с себя и спрятать одежду, чтобы после обратного превращения не оказаться обнаженным на улице. Но то было раньше. Теперь же он принялся кататься по каменным осколкам, стараясь побыстрее избавиться от остатков костюма. С невыносимой болью, странно переходящей в наслаждение, начала расти шерсть. И когда все человеческие чувства исчезли (кроме боли в раненом глазу), Зверь торжествующе взревел и кинулся в погоню, уже не доверяясь ничему, кроме своего чутья, которое нельзя было обмануть никакими фантомами.
…Полицейский, услышавший этот звук, но пока не разглядевший ничего кроме битого кирпича и засохших кизяков, назойливо попадавших в луч фонарика, потушил свет, присел от страха под каким-то выступом и затаился, чувствуя, как холодный пот струится по телу. Неожиданно мимо него пронесся какой-то почти неразличимый в темноте черный зверь, и сразу за ним — тяжело дышащее белое мохнатое чудовище, с горящими красными глазами. Они скрылись за поворотом, не обратив на него ни малейшего внимания. Полицейский заорал беззвучно, помчался, не разбирая дороги и неожиданно сорвался в какой-то невидимый провал…
…Саша, как велел Ян, зажег все имевшиеся в наличии свечи, часть из них установил в нише у двери, часть расставил на ступеньках лестниц. Еще он обнаружила кладовой чудом сохранившиеся с незапамятных времен факелы. Смола, хоть и окаменевшая, не сразу, но разгорелась и древние осветительные приборы запылали на удивление ярко. Их Саша тоже пристроил в каменные лунки, неведомо когда выдолбленные в стенах.
Когда Саша услышал рев где-то очень далеко и высоко у себя над головой, он понял, что Зверь пришел и что Ян его встретил. В следующий момент он почувствовал, что у него дрожат руки, и в голову пришла очень нехорошая мысль, что он, собственно, понятия не имеет, что будет делать, если Ян погибнет, а Зверь — нет. Скорее всего, Зверь кинется искать своего второго врага. Если найдет и ворвется в подземное убежище, Сама знал, как ему поступить. Для уверенности он несколько раз вскидывал лепаж, прицеливаясь; подсыпал на полки пороху и тихо грыз в отчаянья губы, видя как плохо слушаются его трясущиеся пальцы. Наконец он решил для себя, что если Зверь не появится (в сопровождении Яна или без — неважно), то он выйдет на его рык, прихватив с собой факел и пистолет…
…Зверь и Ян, гоняясь друг за другом, по лестницам и коридорам, постепенно приближались, спускаясь все ниже и ниже, к потайной двери. Яну удалось несколько раз заманить Зверя в подготовленные заранее ловушки, где на него обрушивались полусгнившие бревна и одряхлевшие от времени части кирпичных перегородок. Теперь, кроме глаза, у Зверя была сильно ушиблена спина и раздавлено вдребезги несколько пальцев на левой передней лапе. И это лишало его основного преимущества — смертельного прыжка. Но оставалось не менее страшное оружие главного калибра — мощные челюсти, те самые, что перегрызли коровий позвоночник, как селедочный хребет. Зверь больше не атаковал, он только шел вслед за своим врагом все вниз и вниз, предчувствуя безошибочным инстинктом, что главный поединок его ждет там, в логове Врага, где ему, возможно, готовится последняя западня. Но он презирал все хитрости своих противников, он шел, чтобы победить или умереть.
Полицейский пришел в себя и несколько раз похлопал глазами, чтобы убедиться, что он не ослеп и не умер, а не видит ни черта только потому, что вокруг царит полная темнота. Болел ушибленный бок, нестерпимо ныл выбитый при падении большой палец левой руки. Крякнув от боли, полицейский дернул его, взвыл, перед глазами закружились огненные снежинки, но стало легче, рука повиновалась. Чудесным образом уцелели и фонарик и пистолет, по-пастушески предусмотрительно пристегнутые ремешками с карабинами к поясному ремню. Что-то еще время от времени погромыхивало и сыпалось в коридорах и отдаленных переходах замка, но охота к приключениям, как и любопытство, у полицейского пропали окончательно. «На хрен, на хрен!» — дал он себе психологическую установку и принялся карабкаться наверх из горы полусгнившего мусора и мягкой рухляди, спасшей ему жизнь. Однако выбраться из этой части замка, куда не то что археологи, но даже ни одно поколение местных мальчишек никогда не заглядывало, было не так-то просто…
