Руки, секунду назад мелькавшие над телом, замерли.
— Они входят в тело, — вновь заговорил он, склоняясь вниз. — Боже мой! Что за чертовщина? Какая-то пульсация?! Нужно что-то острое?! Полжизни за пинцет! Что там у вас? Финка?! Острая? Давайте!
Схватив протянутую финку, Карл Генрихович начал осторожно поддевать самый тонкий корешок, уходящий внутрь тела.
— Еще немного, еще чуть-чуть, — бормотал он. — Вот! Выдернул! Пишите! На кончике корешка расположена нитевидные отростки… Какая-то влага. Нет, не кровь… Не слабо! Отверстие, оставшееся после извлечения отростка, затягивается буквально на глазок… Потрясающе! Бесподобно! Какая фантастическая регенерация! Вы записываете? Секунды! Какие-то секунды… А если…
Не известно, что в голове ученого промелькнуло, но, сжав финку по удобнее, он приноровился сделать надрез побольше.
— Ей, уважаемый профессор, вы что тут наметились сделать? — прозвучало прямо под самым ухом медика. — Уж не эксперимент ли какой наметили? А?
Рука того дрогнула.
— Это же настоящая загадка, Игорь, — прошептал он, сверкая глазами из-под очков. — Вы понимаете, что мы сейчас вами наблюдали? Осознаете всю важность этого? Сейчас идет война и такое нам может не просто пригодиться… Мы категорически обязаны изучить данный феномен с использованием всего возможного! Повторяю — должны!
Отвернувшись от капитана, врач жадными глазами вперился в девичье тело. Его взгляд раз за разом пробегал по причудливо переплетенным кореньям, прикидывая где бы сделать надрез.
— Это же открывает потрясающие возможности для советской медицины, — от волнения начиная заикаться, шептал тот. — Мы сможем излечивать всех… А вдруг, это абсолютная регенерация? Да! Все может быть! Это же… Абсолютная сила! И она в наших с вами руках!
— Ладно, черт с вами! — махнул рукой капитан, и чуть слышно, одним губами, прошептал. — Значит Управление с вами не ошиблось…
— Вот тут, под грудью…, — оживился врач, вновь поднимая нож. — Мы легонько…
За время его отсутствия в шалаше совершенно ничего не изменилось. Старый ватник, небольшая куча еловых веток с краю и латунная гильза от снаряда — вот, пожалуй и все, что заслуживало внимания.
— Совсем нервы ни к черту! — шептал Голованко, тяжело опускаясь на ватник. — Бедная девочка… Как же тебя так угораздило?
Ветки под ним мягко пружинили, а еловый аромат наполнял собой все пространство.
— Человек, ты меня еще не забыл, — словно из ниоткуда прозвучал голос. — Помнишь?
— Ой! — старшина буквально взвился в высоту, больно ударившись при этом в перекладину. — Черт! Сволочь! — в трясущихся руках в миг оказался немецкий автомат.
Его сердце стучало так, словно хотело вырваться наружу из своего плена. Тяжело дыша, Голованко прижался к стенке шалаша и пытался разглядеть нежданного пришельца.
— Кто тут со мной шутки шуткует? — негромко спросил он в полумрак. — Ты это дело брось!
— Значит, совсем забыл, — вновь прозвучал тот же самый голос. — Я Андрей.
Автомат чуть не выстрелил от вздрогнувшего старшины. До этих слов Голованко до последнего надеялся, что этим шутником окажется кто угодно, но только не он.
— Значит, ты вернулся…, — прошептал старшина, роняя автомат на землю. — Что пожалел нас? Давил, давил, а теперь, взял и пожалел?! Да?! Сволочь! Ты что же с нами делаешь? Со своей земли гонишь! Или посмеяться пришел?
Ответом была тишина. Однако Голованко мог поклясться чем угодно, что словно слышал чье-то тяжелое дыхание.
— Зря ты так, человек, — наконец-то, прозвучал ответ. — Это был не я… Точнее не совсем я… Я был болен.
— Что? — взъярился тот, топая от избытка охвативших его чувств ногой. — Не ты? Болел? Да, мы чуть все не потопли тогда! Еле ушли… Женщины, дети малые… Леська вон… А ты, паскудина, говоришь болел!
Старшину переполняла злость, которая на время скрывала всю абсурдность ситуации.
— Вон, иди посмотри! — кивнул он в сторону выхода. — Посмотри на них! Они до сих пор бояться… Понимаешь, они бояться не немцев, а леса родного бояться! Куда им теперь прикажешь идти? А?! К врагу? Женам и детям командиров Красной армии к врагу посылаешь? Что же нам теперь остается, сдохнуть только… На родной земле сдохнуть…
Вдруг, метнувшийся из-под земли гибкий корень цыпанул его за руку и рез дернул вниз. Не ожидавший такого старшина рухнул прямо на лежак.
— Садись, старшина, — в голосе, таком нейтральном и безвольном сначала, послышались нотки недовольства. — Я же сказал, я Андрей! Ты меня слышишь, Андрей! И хрен с тем, что было! Главное, что сейчас и здесь! Все, амба! Я с вами! Я здесь родился и рос, и здесь же и сдохну, если надо будет… Пусть я урод непонятно какой, пусть! Но я никогда не был мразью! Понял меня, старшина?
Тот сидел и молчал, словно немой, уставившись в пустоту.
— Молчишь? — возле его ног что-то зашуршало; утоптанная земля покрылась трещинами и лопнула, открывая крошечный лаз. — Не можешь простить? Тогда может это поможет…
Земля мягко ссыпалась куда-то внутрь. Сантиметр за сантиметром яма становилась все больше. Удивленный человек, вскочив со своего места, начал пятиться к выходу.
— Не бойся, — остановил его голос. — Я умею просить прощение.
Вот из-под земли показалась черно-зеленая деревяшка. Казалось, в шалаше развелась трясина, которая не затягивала, а наоборот, выталкивала что-то из себя. За какие-то секунды деревяшка превратилась в самый натуральный ящик. Небольшой, с бросающейся в глаза выжженной свастикой, он был дьявольски похож на что-то…
— Гадаешь, что это? — голос не оставлял его в покое. — Это немецкие колотушки. Гранаты. Немцы со мной недавно поделились… И это тоже они одолжили.
После острожного толчка ящик вылетел из ямы и перевернулся, рассыпая свое содержимое. Следом выползало оружие: несколько карабинов с расщепленными прикладами, один кургузый пистолет и автомат с погнутым стволом.
— Андрей, это точно ты? — произнес, наконец-то, Голованко хриплым голосом. — Или может со мной говорит какая-нибудь гадость?
— Я, я, — донеслось до старшины. — На этот раз ты не ошибся, командир. И вот еще тебе подарок… Те, кто пришли с тобой, совсем не лечат ты девчушку… Крови на них много, чтобы лечить!
Рука пограничника метнулась к ящику и вылезла оттуда с гранатой, а сам он мигом исчез.
— … Вы точно все правильно фиксируйте? — доносилось со стороны разведчиков. — Да, да… Хорошо! Пишите! Было сделано 12 надрезов примерно по три сантиметра в следующих областях — предплечье, верхняя часть лба, грудь, область живота и середина бедра. Сделали? Дальше… Из надрезов были извлечены образцы — небольшие древесные отростки бурого цвета, внутри которых были едва заметные полости. В целом, отростки напоминают собой резиновые трубки, используемые в медицине… Так, а теперь сделаем пару кадров. Что вы стоите?
Не веря своим ушам, старшина медленно приближался к центру лагеря, где вокруг стола ярко горели четыре костра. Возле стола копошилось два человека, не замечавшие ничего кроме лежащего на столе тела.
— … Вот, и отлично! Значит, отметьте, еще до войны подобные резиновые трубки я видел в анатомическом институте доктора Шпаннера, что располагался в Данциге… Хоте подождите, тогда он был еще Гданьском. Вот, именно он использовал что-то подобное для вливания разного рода препаратов в человеческий организм… Черт! Света все же не хватает! Плохо заметен сам процесс затягивания ранки. Может попробовать посветить вашим фонариком?
В самой дальней части освещенного места, облокотившись спиной на дерево, стоял якут. Его излюбленная винтовка стояла у ноги и сам он выглядел совершенно расслабленным.
— Знаете, о чем я сейчас подумал? — вдруг оторвался от девушки профессор и повернулся к тщательно все фиксировавшему капитану. — Мне эти отростки больше всего напоминают даже не какие-то резиновые трубки, а наши с вами артерии. Вы сами подумайте! Вот! — Финка была отложена в сторону, а рукав на правой руке закатан до предплечья. — Смотрите! Видите какую сеть образуют наши вены… Вот, они идут отсюда и устремляются вверх, в самый вверх. Что не замечаете? Это же точно такая сетка, как на девушке! — Врач пришел в сильное возбуждение, что у него выражалось в постоянном протирании очков. — Это такие же вены, как на человеке! Что же получается? Они также гонят кровь по телу девушки?! Так что ли?
Его рука вновь схватила финку и он повернулся к столу, чтобы проверить внезапно возникшую мысль.
— Сейчас мы сделаем надрез поглубже, — забормотал Карл Генрихович, осторожно протирая спиртом кожи девушки. — Неужели это правда? Боже!
— Командир! — вдруг донесся крик сзади, сразу же сменившийся отвратительным хрипением.
Капитан оторвался от планшета, на котором продолжал записывать результаты эксперимента, и тут же толкнул в бок забывшего обо всем врача.
