А ночью подняли, поступил приказ отходить. Я же говорил, мы тут надолго не задержимся. Сбегав к туалету опростаться, им не я один пользовался, ещё несколько бойцов рядом к нему бегали, ну и собравшись, мы выстроились в ротную колонну, которая влилась в батальонную, а та в полковую, и нас куда-то повели. Похоже немцы прорвались, перешли реку в другом месте и совершают глубокий охват. Это я подслушал разговор командира полка с комбатами. Те и сами точно не знали, что происходит, больше догадки строили. Как бы то ни было, вскоре мы вышли на ту дорогу по которой гнали нашу маршевую роту, и вот так двигались дальше. Над стрелковой колонной только штыки блестели. Шли практически всю ночь, нас часто подгоняли, чтобы держали высокий темп. Отмахали километров двадцать пять точно, ночь короткая. На месте оказались на рассвете, как раз светать начинало, у довольно крупного села, где виднелась маковка церкви. На околице, разбегаясь по сторонам от дороги, и начали готовить оборону. М-да, на весь полк, всей дивизии тут не было, всего две «сорокапятки» и одна «трёхдюймовка». Я же, подумав, направился ко взводному, появилась одна идея.
Лейтенант общался с комбатом. Когда я подходил, ротный кивнул на меня, и что-то сообщил, отчего старший лейтенант, что и командовал нашим батальоном, с интересом стал меня изучать.
- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратится к товарищу младшему лейтенанту?
- Обращаетесь.
- Товарищ лейтенант, есть предложение по укреплению боеспособности нашего первого взвода.
- Почему не роты?
- Я в первом взводе службу прохожу. Товарищ лейтенант, я тут до кустов бегал, с другой стороны снабженцы стоят, знакомые мои. Они с немцами несколько раз схлестнулись, есть трофеи. Один из них мой должник и предложил в оплату немецкое противотанковое ружьё. Есть целый ящик с боеприпасом к нему. Ружье модели тридцать восьмого года.
- Что это оружие может? - сразу заинтересовался ротный.
- Однозарядное, с открытым прицелом, дальностью стрельбы четыреста метров. На ста метрах под уголком девяносто градусов берёт броню в тридцать миллиметров. На трёхстах метрах под тем же углом двадцать миллиметров. В хвостовой части пули находится заряд отравляющего вещества слезоточивого действия, отчего танкисты в подбитой машине высидеть не смогут, покинут её, тут их и бей. Лёгкие танки и броневики с бронетранспортёрами на дальности трёхсот метров будет уверенно поражать даже в лоб. С другой техникой как повезёт.
- Отличное. Берите ружьё, я пока позицию для него подыщу, - обрадовался ротный, но старлей его остановил.
- Боец, передадите ружьё старшине Васильеву во взвод тяжёлого вооружения.
- Ружьё? - я в удивлении расширил глаза. - Какое ружьё? Вам товарищ старший лейтенант, наверное, голову напекло. Вон жара какая.
Оказалось, матерится тот умел виртуозно, по всему прошёлся, и по не застёгнутой пуговице воротника тоже. После чего приказным тоном велел передать ружьё во взвод Васильева. Застёгивая пуговицу, я поинтересовался:
- Товарищ старший лейтенант, а где мне его взять?
- Где хочешь, хоть рожай! - рявкнул тот.
- Разрешите идти?
- Свободны.
Развернувшись, я направился к позициям нашего взвода. На ходу скрестив руки над головой, и помахав одной рукой, догнавший меня ротный поинтересовался:
- Чего руками машешь?
- Да знакомым своим сообщил что ружьё не нужно, долговая оплата не принимается. Могут валить. Итак тут задержались.
- Подожди, а как ты Васильеву ружьё передавать будешь?
- Рожу. Вон земля какая ровная, нарисую ружьё, приглашу старшину, пусть забирает. Где сядешь на мою шею, там и слезешь. Ещё ни один не смог на ней поездить.
- Почему?
- Я прохожу службу в первом взводе первой роты первого батальона, а не во взводе тяжёлого вооружения. Если комбату так нужны эти ружья, у немцев их много, взяли интенданты трофеями, возьмёт и он.
На этом мы разошлись в разные стороны. Добравшись до взвода, Потапов показал мне мою позицию, я достал лопатку, сложив вещи одной кучкой и стал копать стрелковую ячейку, теперь нормальную, углублённую. Заодно нарисовал и ружьё в стороне. Однако так никто и не пришёл, видимо ротный сообщил что я ему сказал. Копали вокруг все, видимо набрали шанцевого инструмента в селе. Да и деревенские тут и там мелькали, помогали оборудовать позиции, особенно для артиллеристов. Закончив оборудовать стрелковую ячейку, я стал рулоны травы, снятых с места где я копал, маскировать свою ячейку со стороны противника. Прерывался только раз, разносили поесть, и делали это деревенские.
- Спасибо красавица, - улыбнулся я молодой девушке, принимая плошку с борщом. Даже ложка сметаны была. Ну и большой кусок хлеба.
Мы взводом собрались в одном месте, и там из большого чугунка разливали этот одуряюще пахнущий борщ, и вот жевали, многие жадно. Та стала со мной заигрывать, я же, подняв руку и большим пальцем пошевелил обручальное золотой кольцо. Их не принято было носить, но у нас с Ольгой были.
- У меня жена на сносях, в конце августа родить должна.
Потапов в курсе что я женат, говорил ему что жену вывозил, другие удивились, молод слишком. Да и не успели мы особо познакомится. Однако борщ их интересовал больше, да и овощи были, а старичок что помогал девушке, её Алесей звали, вдруг спросил:
- Когда немцев то оставите?
- Остановим, тут и остановим, - уверенно сказал Потапов.
Я на это только огорчённо покачал головой, зачем так в наглую врать в глаза людям? Сержант это заметил и стушевался, он как и большинство во взводе не обстрелянный. Старик заметил моё движение, и осмотрев, на фоне стольных я смотрелся вполне молодцевато и оснащён хорошо, и спросил:
- А ты молодой что скажешь?
- Война будет страшная и кровавая, года три, а то и четыре продлится. Войну я начал у Белостока двадцать второго июня. Много что видел. Когда мы из окружения выходили, и моя группа двигалась на хутор купить припасов для батареи, я тогда был батарейным старшиной, мы застали момент, как всю семью хуторян загнали в сарай, обложили хворостом и подожгли. Все жители сгорели заживо. Мы ничего не могли сделать, их было больше нас. У меня шесть бойцов у них рота при двух бронетранспортёрах. Меня заинтересовало почему и за что. В общем, мы выкрали одного солдата, он был немецкой форме, и выяснили. Пленный оказался нашим, украинец, бывший красноармеец попавший к немцам в плен впервые дни войны. Так ладно бы западенец, нет, харьковский. Это было подразделение для очистки территорий. Называется зондеркоманда. Их у немцев уже десяток действует. Задача этих подразделений освобождать захваченные земли для германских граждан, что сюда приедут и заселят их. Оставлять разрешают только рабов, молодых парней, должен же кто-то работать, и девушек для утех господ и развода следующих рабов. Сами немцы подобным геноцидом заниматься брезгуют, поэтому набирают согласных в лагерях военнопленных или из украинских и польских банд, что с охоткой идут работать на немцев. Командует ими обычно немецкий офицер, но в забавах, особенно с молодыми девушками, тот не участвует. Брезгует. Этот же пленный рассказал, что у немцев есть план «Ост», слышал, как о нём немецкий офицер говорил, по нему всё население Совестного Союза подлежит уничтожению, потому как его населяют унтермерши. Это значит недочеловеки. Вот эта зондеркоманда этот приказ не выполняет. И если думаете, что вас стариков не тронут, то ошибаетесь, их задача как раз уничтожать таких как вы, удобряя уже их землю, как они считают. Мы тут долго не продержимся, собьют нас, нужно как можно больше набить этих тварей. Потом сюда придут немцы. Простых армейцев можете не бояться, максимум выгонят из домов в сараи, да девку какую офицеру подарят на ночь да дальше уедут, а вот кто придёт за ними… Они и будут заниматься уничтожением населения. Мы того пленного отвели командиру нашей группы, он генерал, комкор. Тот выслушав мой рапорт очень сильно осерчал и приказал уничтожить роту этих тварей. Мы это сделали, я сам четырёх пристрелил и двоих в рукопашной зарезал, никто не выжил, раненых добили. Позже я не раз видел следы их работ, сгоревшие дотла небольшие деревни и множество костей в углях на кострищах от больших сараев или домов. Целые овраги расстрелянных. Большие сёла они пока не трогают, небольшие деревеньки и хутора уничтожают, но и до вас очередь дойдёт. Если мы их обратно не погоним. Потом ещё одну такую команду обнаружили и уничтожили. Я поклялся себе, что уничтожу за подобные преступления тысячу немцев. И я выполнял своё обещание, старясь не оставлять подранков, добивая пулей или штыком. До выполнения данного мне слова мне осталось уничтожить семьсот двух немцев.
