Дем Михайлов - Эхо войны

— Предложишь Борису позавтракать на ходу? — спросил я, пытаясь отмазаться от лично встречи с командиром русских.

— Сам предлагай — широко улыбнулся Виктор — А пока ты предлагаешь идеи, я чайку вмажу. Кстати, слыхал шум со стороны завода?

— Да. Выли какие-то звери. Я не знаю такого воя. Но звери радовались, значит, хорошо покушали. Сейчас легли спать, проснутся вечером. Мы будем далеко.

— Да это понятно, просто хотел узнать, что за звери могут так выть. Это точно не волки были….

Проводив крепыша безразличным взглядом, я отошел за бархан, нашел клочок растительности, оправился рядом с ним, предварительно тщательно оглядевшись и убедившись, что рядом нет опасной живности. Были случаи, когда в ягодицу присевшего по нужде человека жадно впивалась чья-нибудь клыкастая пасть. Быть следующим я не собирался.

Воду из фляги потратил частично на питье, остальную влагу пустил на помывку, ибо увидел, как из большой железной бочки люди Татарина восполняют питьевые запасы, наполняя фляги и бурдюки. И я встану в ту очередь, ведь как не крути, меня нанял именно хозяин ТЦ, за его счет и снабжение. Тут никто не сможет возразить….

Так и случилось — возражений не послышалось. А вот пару недобрых взглядов я почувствовал, увидел «глядельщиков», отметил в памяти их лица. Что ж я такие злые эмоции у людей вызываю?

— Ну ты и с-сука, Битум! — предельно тихо, но крайне эмоционально процедил Косой Ильяс, вставший рядом со мной, нервными движениями свинчивая с фляги поскрипывающую алюминиевую крышку.

— Это почему?

— Только не говори, что это не ты посоветовал долбанному Борису уложить меня спать под грузовиком!

— С чего ты взял? — не стал уходить я в жесткое отрицалово, но сразу же добавил — Ильяс, ты не догоняешь, что вокруг происходит? Ты ведь охотник, значит не дурак. Ты здесь не пассажир, Ильяс. Ты здесь проводник. Если ты вернешься в город без нас, то сколько дней сумеешь прожить после этого? День? Меньше? Тебя послал Татарин. Он же с тебя и спросит — что случилось? Где остальные? Что ты ему ответишь?

— Ну… я найду что ответить.

— Ага. Верю. Ты расскажешь все, сам знаешь, как умеючи они ведут беседу. После чего Татарин прикажет тебя распнуть.

— Слушай, че ты меня…

— Заткнись — жестко велел я — Ильяс, вчера ты хотел дать деру. Хотел нас здесь бросить, падаль ты вонючая. Я с тобой разговариваю лишь по доброте душевной. Проводник бросающий караван — знаешь как в древности поступали с такими как ты?

— Есть ты! Проводником!

— А если я ослепну дней на пять от укуса песчаной осы? Кто всех выведет, кто покажет, где зыбучие пески, а где гнезда заглотов? Я к чему за тебя просил у Татарина? Че творишь, Ильяс?!

— Битум… слушай… жить хочется, брат — выдохнул тоскливо Косой Ильяс, чья накопленная за ночь злость разом канула в песок.

— Всем хочется — ответил я — Мне тоже пока умирать никак нельзя.

— У меня дети. А ты один. Я сдохну — детей ты кормить станешь?

— Мне умирать пока никак нельзя — повторил я и зашагал к оставленному недавно бархану — Готовься к отправке, проводник. И сегодня постарайся проследить, чтобы никто не палил по варанам. Все целее будем.

Косой Ильяс меня не услышал, тихо пробормотав лишь:

— Так хочется жить….

Я не мог доверять полностью подавленному проводнику, чьи мысли направлены лишь на жалость к себе, нежелание умирать и стремление назад в город. Ильяс уже не проводник, а мусор болтающийся на крыше белого автобуса. Линзы его солнцезащитных очков то и дело блестят на солнце, когда он смотрит назад, на нас, на идущий сзади мощный грузовик. И тут не надо уметь читать мысли, чтобы понять — Ильяс шибко завидует мне и мечтает оказаться на моем месте, в грузовике, а не в автобусе идущем спереди. Меняться с ним я не собирался — мой инстинкт самосохранения здоров и действует, пороки в виде самопожертвования начисто отсутствуют.

Ведомый инстинктом я принял следующие меры — не поленился спуститься в салон грузовика и попросить у недолюбливающего меня чуток водителя отстать еще на пяток метров. Просил через сидящего рядом Бориса и потому меня послушались. Не успел грузовик отстать на пару метров, как поднимающий пыль автобус яростно завопил гудком, выражая ревом озабоченность граничащую с паникой. Вот уроды! Да у них инстинкты не хуже моих!

В темпе выбравшись на крышу кузова, я зло замахал руками, показывая, что опасности нет, надо продолжать движение. Внизу гремело эхо рева Бориса, с помощью рации заставляя автобус двигаться дальше. Вот ведь обсосы заглотные! Вперед они не смотрят, чтоб их! Они смотрят назад! Жутко боятся что их бросят одних в страшных песках рядом с жуткой Ямой.

Кстати о Яме….

Мы совсем рядом.

Между нами и заброшенным гигантским карьером осталось около трех-четырех километров, мы продолжаем приближаться к Яме, с натугой преодолевая погребенную под слоем песка дорогу. И я поймал себя на странной пугливой мысли, что жду чего-то странного, вот прямо ожидаю нечто страшное, верю, что вот-вот где-то в животе, в груди или голове что-то зашевелится, я услышу странный жуткий зов приказывающий приблизиться к воспетой в жутких кошмарах Яме и, перешагнув край, полететь вниз с огромной высоты…. И судя по лицам остальных — я человек простой, взял и спустился по лесенке в салон, пристально оглядел опешивших бойцов — и, судя по их напряженным лицам, подобная мысль посетила далеко не меня одного. Все ждали, что вот-вот случится «нечто». И мы как слепые послушные котята поползем на смертельный зов….

— Ты чего? — меня дернули за штанину, я чуть потеснился, пропуская девушку снайпера.

— Ничего — ответил я, прижимая спиной к узкому краю люка.

— А чего ты спустился, посмотрел на всех, а затем молча поднялся?

— Проверял, не зовет ли их Яма — чуть смущенно признался я.

— Ты же не веришь в эти сказки.

— Я не верю в то, что не проверено. Мною лично. Или тем, кому я доверяю.

— Меня ничто и никуда не зовет — склонив голову набок, поведала Инга.

— Уже и так ясно. До Ямы всего ничего осталось. Значит это все вранье про зов, про гипнотизм и про живущее в заброшенном карьере чудовище.

— Какое чудовище? Еще один Трубный Монстр?

— Старые слухи на новый лад — отмахнулся я, мрачно буравя взглядом местность — Плохо…. Очень плохо.

— Ты про что?

— Ничего не вижу — пояснил я, подтягивая колени и выбираясь на крышу кузова полностью — Так не пойдет. А эти продолжают себе весело пилить дальше! Ильяс, чтоб тебя!

Мое беспокойство вызвано въездом в длиннющее рукотворное ущелье, с пологими стенами высотой метров в пятнадцать, может выше. Если подать корпус вперед и смотреть куда ставишь ноги, человек поднимется по ним без помощи рук. Машинам совсем не подняться, для них крутовато — по крайней мере, в этой части прохода. Мы сейчас как крупные букашки в сточном желобе. Ползем вперед и ничего не видим. Где-то впереди — Яма. Позади — завод. Что по сторонам — не ведает никто.