Иван молча сидел и слушал ее горячую речь, ошеломленный всем, что ему открылось. Эти наивные дети собирались пойти и что-то потребовать у фашистов. Господи; да те встретят их пулеметами! А затем еще заставят оставшихся в живых самостоятельно рыть могилы и сбрасывать в них трупы их же товарищей! Ну, перед тем, как добьют… Молодой офицер скрипнул зубами. Черт, здесь затевается новый Бабий Яр, а он, единственный… ладно, один из четверых, кто способен хотя бы не быть бараном на заклании, машет себе, топориком, строя избенку и… всякие безмятежные планы. Нет, ну надо же быть таким идиотом!
Тут Сантрейя умолкла и испуганно уставилась на него.
– Ой… – тихо пискнула она.
– Что? – машинально отозвался Иван.
– У тебя сейчас такое лицо, словно ты… словно можешь… ну как будто – ну…
– Кого-нибудь убить? – внезапно раздался негромкий голос, прозвучавший за пределами круга, освещенного костром.
Сантрейя ахнула. Впрочем, не она одна. Возгласы удивления и страха полетели со всех сторон, а некоторые из тех, кто сидел у костра, вскочили на ноги. Потому что это был незнакомый им голос, а попасть сюда чужаку было совершенно невозможно – координаты поселения пока никто не знал…
Но Иван остался сидеть. Потому что ему этот голос был знаком. Он слышал его всего несколько раз, но сразу узнал.
– К сожалению, милая девушка, это так. Он это может, – произнес кореец, выходя на освещенное костром место. И он был не один…
Отто валялся на лежаке, закинув руки за голову и тупо пялился в потолок. Суда по тому, что с тех пор как он попал в этот изолированный блок, пищу ему приносили уже более шестидесяти раз, он провел здесь не менее двадцати дней. Впрочем, может, и менее… или более – кто знает, сколько раз в сутки кормят в здешней тюрьме…
Дом ученого он покинул первым. Сразу после того как ответил окончательным отказом на все увещевания этого типа со странным именем Беноль. Еврейское какое-то имя. А по виду – настоящий ариец! Но разве в арийские мозги могла прийти идея о сотрудничестве с неполноценными расами? Это ж надо было придумать – предложить немцу на равных сотрудничать с евреем и славянином! Да и азиат, хоть и был, судя по реакции американца, вроде бы союзником-японцем, с точки зрения единственно верной расовой теории тоже не вызывал энтузиазма – и не только своим внешним видом, но и маленьким ростом, а также общей субтильностью. Хотя, надо отдать ему должное, в бою он держался неплохо. Если уж быть честным с самим собой, только благодаря его помощи немец в схватке с русским сумел ограничиться всего лишь сломанной кистью. А то бы этот варвар, который хоть и был слегка ниже Отто, но заметно шире в плечах, вполне мог бы и задушить его. Настоящий монстр. Нет, майор Скорцени и сам был очень сильным человеком и частенько демонстрировал свою силу, задвигая гвоздь в стену нажатием пальца, или мог на спор согнуть монету в пять марок, но этот зверюга… Ну да они там, у себя, в дикой России, до сих пор с медведями борются ради развлечения. Или по необходимости. Ну, когда те забредают из дремучих лесов на улицы их небольших и не очень уютных (по сравнению с австрийскими и немецкими) городков… Нет, в больших городах русские уже почти достигли уровня европейской цивилизации – Отто успел повоевать на русском фронте и вынужден был признать, что его представления о русских как о полудиких варварах, время от времени выползающих из своих лесов и болот, чтобы пограбить цивилизованную Европу… ну там во время наполеоновской, Семилетней или последней, именуемой Великой, а теперь уже Первой мировой, войн, далеки от реальности. Но согласиться с тем, что славянин – ровня немцу или хотя бы какому-нибудь датчанину, даже французу, было выше его сил. Французы, конечно, тоже не принадлежат к арийскому типу, но все-таки европейцы… Однако, бойцы из русских знатные. Уже на четвертом году войны, когда они сумели, несмотря на все поражения и потери первого военного года, оттеснить доселе непобедимую – немецкую армию к своим границам, а кое-где и перейти их, не признавать этого было нельзя. Безжалостные бойцы. Когда русские, невзирая на шквальный огонь и яростный минометный обстрел, поднимались в атаку, вопя свой древний монгольский боевой клич «Хур-ра-а-а!», у многих испытанных арийских воинов сердце давало сбой. Ибо если немцы останавливались, потеряв в атаке около четверти наличного состава, а скажем, те же американцы – всего лишь десятую часть, то русские продолжали рваться вперед, потеряв и две трети, и даже три четверти атакующих. И врывались-таки в окопы, навязывая безумную, отчаянную, рукопашную схватку. Впрочем, в подобной безжалостности был и свой чудовищный, непонятный гуманному европейскому разуму, но вполне осязаемый прагматизм. Потому что, пока немецкие солдаты в окопах разделывались с остервенело дерущейся горсткой добежавших, вторая волна русских преодолевала простреливаемое пространство практически без потерь и врывалась в окопы разъяренными фуриями как раз тогда, когда немцы заканчивали добивать остатки первой волны. С учетом того, что в этом случае дело решалось в первой же атаке, в среднем, пожалуй, потери выходили баш на баш. Но кем же надо быть, чтобы вот так яростно рваться вперед в первой волне, прекрасно зная, что никаких шансов уцелеть просто нет?..
Отто вздохнул. Что-то он слишком ударился в воспоминания, причем давние и по большей части не свои. Ведь на русском фронте он не был очень давно, да и когда был, отнюдь не находился в передовых окопах, если честно. А на западе все было совсем по-другому. Так что все эти страшные картины, всплывающие в его мозгу, скорее были результатом рассказов других офицеров, с которыми он лежал в госпитале или общался по службе. В его подразделениях служило много ветеранов, благодарящих судьбу за то, что она вырвала их из ада Восточного фронта. Во время дружеских пирушек они частенько живописали, каково это – драться с разозлившимися русскими… Впрочем, возможно, это была просто защитная реакция мозга на то, что пытались вытворять с ним чертовы тюремщики. Ну, или врачи, чтоб у них хвост отсох…
Покинув дом ученого, майор Отто Скорцени целеустремленно двинулся вперед. Его непримиримость, кроме идеологической и эмоциональной составляющей, имела еще и тщательно скрываемую прагматическую. Дело в том, что Отто отметил в речи странного ученого один интересный пассаж, который тут же породил у немца надежду не только выйти из этого невообразимого приключения без потерь, но еще и… помочь рейху! Беноль сказал: «Мы не обладаем технологией переноса материальных тел на столь значительное расстояние, хотя, вероятно, могли бы ее разработать». Это означало, что хотя бы теоретически на Землю можно вернуться, причем не просто во плоти, а еще и прихватив с собой все эти фантастические технологии, что, несомненно, помогло бы фюреру не только удержать азиатские орды русских на границах рейха, но и вообще развернуть их вспять и погнать туда, где им самое место, – в глухие сибирские леса и дикие степи… Однако для этого необходимо было первым вступить в контакт с правительством планеты и убедить местных чиновников действовать в соответствии с его планом. По мысли майора Скорцени, шансы на успех у него были неплохими. Эти ребята хотят отбить захваченную врагами (в роли которых, несомненно, выступали коммунисты или евреи – судя по тому, как безжалостно были вбомблены в землю виденные на экране прекрасные города, совсем как мирные немецкие, уничтожаемые этой направляемой мировым еврейством союзной авиацией). Отлично! У старого солдата, к тому же обладающего не только опытом обычной полевой войны, но и проведения специальных операций в тылу врага, а также формирования и развертывания крупных воинских подразделений, есть чем поделиться. А когда киольцы с его помощью вернут себе желаемое – пусть уж постараются исполнить то, что требуется ему…
