Матвеев воззрился на «доктора» и теребил в пальцах пуговицу на вороте рубашки. Пауза затягивалась, Стас уже собрался уходить, понимая, что больше делать ему тут нечего, когда Матвеев выпалил:
– А меня скоро отпустят? Я же нормальный, обычный человек и никакой не шпион, вы же сами видите. Скажите им, а я…
«Заплатишь мне? Я тебе сам заплачу». Стас развалился на стуле, еще разок напоследок оглядел Матвеева с головы до ног. Надо бы выглядеть глупее, да некуда, и так точно Петрушка, колпачка с бубенчиками не хватает, а так один в один, и плевать, что у фрака одна фалда полуоторвана, на соплях держится…
– Скажу, – пообещал Стас, – обязательно скажу, и даже составлю заключение о вашем психическом состоянии. Только вот что, последний вопрос…
Матвеев выпрямился на стуле, положил руки на колени и сосредоточился, как школьник на экзамене, точно от ответа не оценка, а жизнь зависела. Да только ничего от него уже не зависит, другие люди твою судьбу решать будут, и быстрее, чем ты думаешь…
– Я одного не понял, – начал Стас, – если вы, как утверждаете, можете путешествовать во времени, то почему отправились в прошлое? Девятнадцатый век – время тоже непростое, а уж тем более день сегодняшний, может быть, и последний для нас для всех. В будущем-то всяко спокойнее и тише: войн нет, враги повержены, болезни побеждены, все люди братья. Что вас в прошлое понесло, могли бы в будущем преспокойно отсидеться…
Матвеева аж передернуло на стуле, он поежился, точно с жары влетел под включенный кондиционер, и поник, провел ладонью по острому колену.
– Если бы… Мы думали об этом, думали также, как и вы. И заказали дополнительные исследования, отправили в будущее добровольцев, но они не вернулись. За ними пошли спасатели, в живых остался только один, он стал калекой и умер через несколько часов после возвращения. Но привез камеру с записью, мы просмотрели ее. Там ничего нет.
– В смысле – ничего? Выжженная земля, лунная поверхность, пустыня? – не понял Стас.
– Вообще ничего, кроме воды и мрака. Ледяного океана без островов, земля ушла под воду, земля и все, что было на ней, – сказал Матвеев.
Час от часу не легче, Стас невольно понял, что должна была чувствовать Катерина, когда он говорил ей о будущем и демонстрировал доказательства. С фактами не поспоришь, но все ж таки принять умом такое тяжело, время нужно, много времени. И вот теперь сам точно по голове получил – ничего, кроме воды и мрака. И не верить нельзя, эта парочка засранцев готовилась основательно, деньги у них есть, что им стоило оплатить услуги наемников. Это, выходит, про них Ковригин говорил, что частями вернулись, и тоже не врал, получается.
– И тьма была над бездною, и дух божий носился над водою. – Стас поднялся со стула. Матвеев тоже привстал, но сел обратно, держа руки на коленях, точно примерный мальчик.
– Вы же им все объясните, верно? – донеслось в спину.
– Разумеется. – Стас взялся за ручку и дернул дверь на себя. Отрылась она только со второй попытки, после того, как в замке с той стороны повернули ключ. Стас оказался в коридоре, и помимо товарища подполковника обнаружил поблизости еще одного человека. Тоже в форме, тоже зверски уставшего по виду, высокого, худого с темными глазами и черной папкой в руках.
– Что? – спросил он, потом спохватился и представился:
– Капитан госбезопасности Васильев, мне поручено дело вашего пациента. Пойдемте, по дороге обсудим.
И пошел по коридору, подполковник едва заметно качнул головой в ту сторону и снова обогнал Стаса на пол шага. Так и шли втроем, то расходясь и уступая дорогу встречным, то вновь смыкая ряды.
– Галлюцинаторная параноидальная шизофрения, непрерывная, с прогрессирующим течением. Безнадежный случай. Человек опасен для окружающих, одержим бредовыми идеями и манией преследования, требуется принудительная госпитализация и изоляция больного, – выдал Стас отрепетированный заранее диагноз.
Капитан и подполковник переглянулись, Васильев переложил папку в другую руку и посмотрел на Стаса.
– Изолируем. Сегодня же в лучшем виде, лично прослежу. Благодарю за помощь, товарищ Алтынов.
Распрощался, свернул в один из коридоров и пропал из виду, поэтому к проходной шли вдвоем. Шли молча, и когда за последним поворотом показалась знакомая неприметная дверь, подполковник уточнил:
– Вы уверены, что он болен, а не искусно симулирует безумие? Это окончательный вывод?
– Не сомневайтесь. – Стас на ходу надевал неудобное, слишком длинное для него пальто. – Настоящий качественный псих, таких еще поискать. Я могу идти?
– Разумеется. – Подполковник остановился, не доходя пары шагов до стола, из-за которого поднялся навстречу начальству тот самый лейтенант, что недавно встречал Стаса. – Вы свободны. Машина будет через три минуты.
– Я пешком, – отказался, как и было велено на утреннем инструктаже Стас. – Я живу недалеко.
– Как угодно.
Подполковник развернулся и зашагал прочь по коридору, Стас кивнул лейтенанту, толкнул дверь и оказался в пустом дворе. Пересек его, дошел до будки с охранником, отдал пропуск и беспрепятственно покинул Лубянку, оказавшись в переулке между штаб-квартирой НКВД и зданием с наглухо закрытыми окнами, и пошел вниз в сторону Лубянской площади.
Шел, не торопясь, посматривал по сторонам и прислушивался к низкому гулу, что доносило ветром, казалось, со всех сторон. А заодно и к себе, чувствуя досаду, смешанную со злорадством. Досада – за то что не удалось толком ничего узнать, за то что результатом этой затейливой и рискованной многоходовки под названием «освидетельствование» стала комбинация из трех пальцев. Хотя, если подумать, то чего от мелкой скотины вроде Матвеева еще можно ждать. А злорадство – за то что абверовцы тоже в пролете, ничего, кроме фиги, у них не имеется, и что портала им тоже не видать, во всяком случае, пока…
Стас невольно сбавил шаг перед зданием, что через полтора десятка лет станет знаменитым на всю страну магазином «Детский мир». Площадь – обычно пустая, редко-редко машина проедет – сегодня была до отказа забита грузовиками и телегами, колонна двигалась вразнобой, лошади шарахались от машин, телеги мотало по проезжей части. Крики, ржание, звон, треск, гул двигателей висели в ледяном воздухе, шум то перекрывал, то пропадал в нем милицейский свисток. Но постовой мог преспокойно отойти в сторонку и наблюдать за происходящим, один он был бессилен против толпы. В конце концов он так и сделал – зажал под мышкой белый жезл регулировщика и пропал в мешанине подвод, машин и людей.
– Беженцы, – сказал, глядя на толпу седой мужик, оказавшийся рядом. – Деревни свои бросили и теперь от фрица бегут. Пора бы и нам за ними, Сталин, говорят, уже из Москвы уехал.
