Итог: красавица – жертва в лапах грязного волвека. Его чутье нельзя обмануть – но и обманывать уже не надо, ситуация для съемки сложилась. А пьяный человек ничего не заподозрил.
Совершенно банальная история. Похожие, пусть и не столь страшные, случались и до, и после. Излишняя наивность – с одной стороны, и бездушие, непонимание, расчет – с другой.
Увы, на сей раз все окончилось на редкость мрачно. Пьяный ухажер девицы оказался сыном шеф-инспектора, он не только поверил намекам и возжелал мести, но и явился уничтожать врага с папиным стэком, снятым с режима опознания владельца. Крон это понял первым и успел сделать многое: отстранил за спину спутницу, спасая существо, ничуть не достойное спасения… Попытался доказать отсутствие агрессивных намерений, шагнул к противнику, не делая резких движений и выбирая момент, чтобы изъять оружие. Отстранил с линии удара стэка пьяного приятеля мстителя. Попытался транслировать в сознание окружающих воздействие, запрещенное вне критических условий и направленное на успокоение. Почти успел и почти справился.
Если бы девица не желала боя превыше всего иного, дело ограничилось бы бранью и несколькими неприятными минутами стояния под угрозой оружия. Но вышло иначе: спасаемая толкнула волвека вперед, грудью на стэк. Мститель непроизвольно, реагируя на крик и резкое движение, задействовал оружие… Крон получил тяжелейшую комплексную травму: левое легкое создали заново, как и ребра, кожу, сосуды и мышцы. Непростая операция, возможная лишь при ассистировании двух снавей, но успешная.
Одна беда: едва Крон открыл глаза, ему подробно рассказали о том, что стало со вторым участником ночного инцидента. Нашлись «добрые люди», чью откровенность сполна оплатил отец зачинщицы происшествия. Удар у правнука вожака Лайла и правда был поставлен безупречно. Уже едва живой, пораженный стэком, волвек все же отнял оружие и смял грудную клетку противника, практически прорвал насквозь. Если бы мститель был волвеком, его живучести хватило бы на несколько минут. Один шанс на спасение – но имелся бы… У человека сил и живучести оказалось слишком мало.
Крон, осознав ужас произошедшего, очень надеялся на адекватное наказание. Однако запись, сделанная зачинщицей событий, полностью его оправдывала. Спас девушку, успел локтем оттолкнуть с линии удара стэка пьяного сообщника мстителя. Не допустил активации наиболее опасного вида атакующего воздействия, рассчитанного на массовое поражение, что уничтожило бы всех участников ночного происшествия… Оборонялся строго в рамках дозволенного. Награждать впору! Только как жить после такого? Как, если чувствительность к эмоциям позволяет осознать и воспринять все, что о тебе говорят и думают в отчаянии родители погибшего юноши.
А ведь еще есть Среда и сплетни, есть общее мнение сверстников. Двойственное, причиняющее муки. Одни осуждали и презирали выродка и нелюдя, это больно и тяжело. Но еще страшнее и непонятнее оказались эмоции иных, восхищенных и готовых сделать зверя своим идеалом…
В мире людей жестокость имеет странное и сложное обаяние. Она может казаться притягательной, интересной. Порой так удобно восхищаться простыми решениями и радоваться сильной руке. Пока эта рука не дотянулась до тебя… Я лениво зевнул, заставляя себя погасить раздражение. Мне, шеф-инспектору, нечего и сомневаться: я сполна наделен отрицательным обаянием. Накопились дела за время службы, репутация сложилась. Приросло… А еще я выработал стойкий иммунитет к чужому мнению. Крон не смог… Его потряс и уничтожил тот факт, что в мире людей доброта не имеет обаяния. Доброту принимают за слабость, за ней обязательно ищут спрятанную и ловко замаскированную выгоду. Доброта своей нормальностью, отсутствием эффектов, боли и ореола таинственности скучна для людей – молодых, быстрых в принятии решений, неразборчивых в оценках, излишне агрессивных…
– Ты опять думаешь о той ночи, – укорил Крон. – Я научился о ней не думать.
– От прошлого нельзя отгораживаться, – возразил Йялл. – Ты все сделал правильно. Точнее, пока ты себя мог осознавать, действовал идеально. А потом… ты смял ему ребра не потому, что ты зверь и хищник. Стэк сформировал непроизвольный мышечный спазм, какая уж тут дозировка усилия… Я знал шеф-испектора, потерявшего сына. Мы общались. Сначала было тяжело, он пытался отмолчаться, но потом мы нашли взаимопонимание. Он тебя никогда не винил, ни в чем. Только себя. Стэк следует хранить в служебном мобиле, причем в состоянии однозначной идентификации владельца. Он знал… Но не мог и представить, что небольшое нарушение инструкции так страшно откликнется. У людей нет общего сознания, нет обязательных правил простейших рутинных дел, становящихся автоматическими в исполнении. Я здесь тоже разболтался. Самодисциплина ослабла. Стэк раз десять бросал в комнатах и на работе, как игрушку. Ты, наверное, уже знаешь: меня вчера моим же оружием чуть не прикончил айри Литтарим.
– Все слова правильные, мне нечего возразить, – виновато буркнул Крон. – Только во второй раз я не готов попасть в похожую ситуацию. Я стал гораздо крупнее и сильнее, то есть опаснее… Значит, надо держаться Лоцмана.
Йялл мрачно почесал за ухом и промолчал. Почему-то ему казалось еще утром, что переубедить Крона будет несложно. У других не получилось, но это у других…
– Когда закончится нынешний переполох, я приведу к тебе свою стаю, – начал строить новый план Йялл. – У меня теперь есть сестренка, Сати. Лоцман ее покатает?
– Конечно, – охотно отозвался Крон. – Надеюсь, ты теперь не исчезнешь надолго. Даже по важным делам. Научу твою сестренку плести Ломе гриву в косички, отправлю с ним купаться. Приезжай, здесь хорошо. Спокойно.
Йялл молча улыбнулся, отсылая благодарность. Прикрыл веки, уговорил себя не огорчаться и просто отдыхать. Потому что волвеки из рода Энзи упрямы, но и волвеки из рода Трой ничуть не проще. Если он, сын вожака, взялся поставить друга на лапы – он своего добьется! А пока надо заниматься неотложными делами, отдыхать, копить силы для завтрашнего продолжения инспекции ведомств. Готовиться к допросам айри и людей, пытавшихся уничтожить Лорри и Паука во время полета… В общем, гора дел.
Глава седьмая
Трудно ли выговорить свое имя?
Многие мечтают видеть мир в четыре глаза. Иметь возможность изучать явления и предметы в объеме и с разных сторон. Обладать несколькими мнениями и общаться, даже спорить, всегда понимая доводы оппонента. Быть сразу и обществом, и его частью. Никогда не терять связи с миром и отдыхать по очереди, сохраняя непрерывность течения времени.
