Со стороны дома банкира донёсся скрежет. На сверкающий спидер Меноры Хнобст, прямо за спиной сидящей за штурвалом хозяйки, обрушилась створка гаражных ворот.
«Горгулья» мчалась в гиперпространстве, проглатывая миллионы и миллиарды кликов расстояния.
– Финал получился достойный, – сказала Палакви, в который уже раз смакуя подробности унижения давнего врага своей семьи. – Не хуже всего остального.
– Я не нарочно, – ответила Осока. – По сути, этот спидер – уже лишнее, не за что.
– Считай, что за меня. Так сказать, последняя точка.
– Мне кажется, неприятности по службе у него только начинаются, – заметил растянувшийся на лежанке Вули. – Трёх происшествий за один месяц владельцы ему не простят.
– Теперь это не наше дело. Даже если его уволят, и придётся идти в имперскую армию, – сказала Осока.
– Почему именно в армию? – удивилась Пав.
– Куда ещё-то? В чиновники с отрицательными рекомендациями не возьмут, а руками он делать ничего не умеет, только руководить. Прямая дорога в штабные вомпы.
Они летели в систему Дандриан, куда попросили подвезти её Вули и Палакви. Осока отчаянно боролась с соблазном напроситься в их компанию. Так просто: предложить работать вместе, и она будет уже не одна. С другой стороны, Осока прекрасно понимала, что третий лишний, и, несмотря на все возможные плюсы для ребят, она будет им только мешать. Примерно так, как в прошлом году вышло с панторанкой Рийо Чучи, единственной настоящей подругой Осоки. На станцию «Румелия», которой Рийо руководит уже несколько лет, тогрута наведывалась довольно часто, сначала с Кауди Таем, потом одна, пока однажды не попала «не ко времени». У Рийо как раз был период сложных отношений с её парнем, они постоянно ссорились, потом мирились, снова ссорились. Осоке хватило здравого смысла не пытаться помочь, не давать советов, но вскоре она почувствовала, что самим фактом своего присутствия создаёт подруге трудности. Панторанка разрывалась между ней и своим кавалером, пытаясь уделить время и ему, и ей. А общение втроём превращалось в подобие какого-то дипломатического приёма, до омерзения формального и благопристойного. Тогда Осока улетела со станции под первым же благовидным предлогом. И снова попасть в подобную ситуацию ей хотелось меньше всего. Нет. Через восемь часов они прибудут на место, и дальше каждый пойдёт своим путём.
– Вы бы отдохнули, ребята? – предложила она попутчикам. – По правому борту есть каюта, занимайте и отоспитесь.
– Неудобно, это твоё место, – замялась Палакви.
– На моём месте в данный момент валяется Вули, в грязных сапогах, кстати. Каютой я вообще не пользуюсь, да ты сама увидишь, как зайдёте.
– Слышал? – обратилась к приятелю Пав. – Хватит валяться на хозяйской постели с ногами! Поднимайся, и пойдём.
– Ладно, ладно, солдату всё равно, где ни спать, лишь бы подъём не по тревоге, – отозвался он.
Осока проводила их понимающей и немного грустной улыбкой. Отношения этой парочки очень напоминали её саму и Кауди в самый лучший их период. Они прекрасно сошлись характерами, хотя парой в полном смысле этого слова не стали, скорее, близко дружили, иногда деля постель. Осока была довольна, что они так хорошо понимают друг друга, а если и спорят, то по делу, на результат, а не на принцип. Конечно, в чём-то взгляды их различались, она понимала это и старалась уступать желанию Тая заработать побольше денег. А он относился снисходительно, когда по старой привычке ей хотелось помочь кому-то не потому, что ожидаешь вознаграждения, а потому что помочь. В таких случаях он беззлобно подтрунивал над Осокиными «устарелыми джедайскими замашками» или говорил что-нибудь вроде: «раз женщина не тратит колоссальные деньги на украшения и одежду, почему бы не позволить ей слабость иногда поработать бесплатно?» Если бы тогда обратить внимание! А она, наивная, считала это нормальным. Они ведь одного вида, у них, во многом, общая биография, ну, кто может более подходить друг другу, как не два таких похожих существа! И как хорошо, когда рядом кто-то, с кем можно поделиться, обсудить, и пускай даже в ответ иной раз услышишь не совсем то, что ожидала, иной раз с тобой не согласятся, а решение приходит легче. Они так уютно и хорошо общались вдвоём, когда не было работы, или же приходилось долго и утомительно ждать чего-то, что произойдёт независимо от тебя. А ещё он играл ей на кветарре и пел песни, которые так здорово было слушать. Независимо от настроения. Просто в одном случае больше брало за душу одно, в других другое. С песен у них всё началось. И вышло так, что на них же всё и закончилось. Не сразу Осока обратила внимание, а обратив, не сразу придала значение, что Кауди чаще и чаще поёт что-нибудь лирическое, задумчивое, и реже играет бодрые, энергичные мелодии. Шло время, и Осока, всё же, поняла, как меняется настроение у её парня. Нет, неправильное слово. Общий настрой, вот что. В итоге настал момент, и однажды вечером, как обычно сидя в салоне «Горгульи» на мягком диване, он спел ей песню, которую раньше она не слышала ещё ни разу.
Говорят, что любовь —
Не когда лоб в лоб,
А когда в одну сторону…
Каждый выбрал правую из дорог,
А правее – которая?
Кто измерит путь, и куда он лёг —
На каких весах?
Мы на шарике круглом
Ногами друг к другу —
На полюсах.
Две монеты ребром
Взлетят над столом —
Лечь планшетными стрелами:
Мы дорогу из дому в новый мир
Размечаем победами.
Кто о чём мечтал, кто кому кумир —
Не понять уже…
Мы на шарике круглом
Глазами друг к другу —
На вираже.
Одному победы
Другому семь бед —
Никуда не денешься.
На двоих не делится пьедестал —
Ну, и пусть не делится!
Если шарик маленький тесным стал,
Значит, пробил час —
И за новым порогом
Сойдутся дороги…
Уже без нас.4
И она поняла – всё, это финал. Можно какое-то время ещё удерживать его, тянуть отношения, идти на уступки, оставаться рядом. Рядом, но уже не вместе. А смысл? Только делать больнее обоим?
– Как верно сказано, – только и сказала она тогда. – Что-то я устала сегодня, пойду, отдохну.