Мы дали друг другу слово все последующие гипотезы строить, не теряя тесного контакта с задокументированными нами только что фактами. И... замолчали. Ничего, кроме уже придуманного, мне лично в голову не лезло. Прервав затянувшееся молчание, Яков Вениаминович в какой-то степени подтвердил мои соображения.
— Как хотите, молодые люди, но любая организация создается с определенной целью. И я не вижу иной цели — только власть. Причем, прошу заметить, существенные шаги уже сделаны именно в этом направлении.
— Ну, хорошо, — сказал я, — эту версию мы уже рассмотрели. Давайте попробуем отложить ее в сторону и выдвинуть какие-нибудь другие предположения.
— Например, счастье человеческое, — улыбнулся Роберт.
Яков Вениаминович крякнул и посмотрел на сына с нескрываемым удивлением.
— Ты в это веришь, Роб?
— Нет, — спокойно ответил Роберт. — Но не исключаю существование в мире вещей, в которые я не верю.
— Демагогия, сын. — поморщился Яков Вениаминович. — Ты всегда любил играть словами, но давайте не будем становиться на этот путь. К результатам можно прийти внушительным, только вот цена таким результатам...
За время их короткого спора с мыслями удалось собраться мне.
— Знаете, — сказал я, — даже если Роберт в чем-то прав, даже если комитет преследует добрые, высокие, да хоть святые цели, для их достижения ему все равно потребуется власть. Неизбежно. А значит для меня концепция не меняется.
— Благими намерениями?.. — с заметной иронией спросил Роберт.
— Да, — ответил я, глядя ему в глаза. — Вы готовы оспорить эту древнюю мудрость?
— Оспаривать не буду, — сказал Роберт. — Но ведь там не говорится, что любые благие намерения обязательно ведут в ад. Часто это зависит оттого, кто мостит дорогу.
Я энергично мотнул головой.
— Так ведь я и говорю, что комитет... Подождите! — я перебил самого себя, так как одна мысль тяжелым тупым предметом шмякнула меня по темени. — Мне кажется, что когда Томашов говорил о моих так называемых работодателях, он имел в виду как раз-таки этот самый комитет!
Яков Вениаминович с Робертом обменялись взглядом, значения которого я сразу не понял.
— Вадик, так вы поняли это только что? — спросил Яков Вениаминович, и удивление в его голосе не могло меня не задеть. — Для меня это стало практически очевидно сразу после того, как Александр Константинович представился. Судя по всему, Роберт, сам того не желая, в чем-то наступил на пятки всемогущему комитету. Не без вашей помощи, смею заметить. Возможно, Роберт и кустарь, как выразился наш общий друг, но и кустарь иногда способен — на каком-то узком участке, конечно, — опередить солидных изобретателей.
Что ж, возможно, очень возможно... Но говорить о комитете мне уже надоело — не то, чтобы эта тема была лишена интереса, просто, на мой взгляд, на текущем нашем уровне информированности мы уже высосали из нее все, что можно. И, быть может, кое-что сверху. А вот Томашов — объект для обсуждения свежий и, сдается мне, фигура не менее загадочная, чем весь комитет вместе взятый.
Одна его возможность встретиться со мной в Тоннеле не просто поражала воображение — она не укладывалась в голове. Представьте себе, телепортация — укладывалась, а это нет. То есть, я ни физически, ни технически не мог осмыслить, как сие возможно. А ведь он еще каким-то образом следил за моими похождениями в Тоннеле... За Белым шаром прятался, что ли?
Кстати, одна его фраза... Я воспользовался окончанием (или паузой) в спиче Якова Вениаминовича, за которым, признаюсь, следил не слишком внимательно, и вставил свое слово:
— Я, по-моему, в тот раз не упомянул об одном любопытном аспекте моего разговора с Томашовым. Когда я спросил, кто из людей становится магом, и почему маги не становятся курьерами, он сказал, что это один и тот же вопрос.
Яков Вениаминович выслушал меня с явным интересом, вроде бы даже повторил услышанное про себя и, судя по сосредоточенному выражению лица, погрузился в раздумья. А вот Роберт, как мне показалось, чувствовал себя слегка неловко. Принялся поудобней устраиваться на своем месте, побарабанил пальцами по колену... Потом, словно решившись на что-то, довольно резко кивнул.
— Да, я пытался работать над этой проблемой и тоже пришел к аналогичному выводу. Разумеется, полной уверенности мне взять было неоткуда, но самым логичным представлялась мне некая шкала, на одном полюсе которой маги, на противоположном — курьеры. А между полюсами, в условно нейтральной зоне — обычные люди, которые не стали магами, но и курьеры из которых, вероятно, получатся слабые. Или не получатся вовсе...
До чего же интересно жить на свете... Я ведь задавал этот вопрос Роберту, и он тогда ушел от ответа. Что изменилось теперь? Я стал более достоин доверия? Или Роберт считает неловким врать в присутствии отца? В любом случае, ситуацией надо пользоваться.
— И что же это за шкала, разрешите узнать? — спросил я, не успев изгнать из голоса нотки обиды.
Но Роберт только сделал виноватое лицо.
— Вот как раз этого понимания я не достиг. Посмотрите на нас с вами, Вадим. Я — маг, причем, неслабый, вы — один из лучших курьеров. Если эта пресловутая шкала существует, мы с вами должны находиться на разных полюсах. По крайней мере, достаточно близко к ним. И что вы мне сможете сказать по этому поводу? Нет, я не спорю, различия между нами имеют место. Но, как мне представляется, не больше, чем между двумя произвольно взятыми гражданами. Я могу назвать магов, которые на меня похоже меньше, чем вы, Вадим. Вероятно, я не ошибусь, если скажу, что и вы среди курьеров легко найдете кого-нибудь, никак не подходящего на роль вашего двойника...
Конечно, он был прав. Наши встречи курьеров вовсе не походили на вечеринку клонов.
— И насколько ты продвинулся в своей работе на данном направлении? — вступил в разговор Яков Вениаминович.
Роберт развел руками.
— Не очень далеко. Вернее, настолько недалеко, что не стоит об этом и говорить. Я искал пресловутый критерий, понимаете, то различие между магами и курьерами, которое значимо, которое характерно для всей массы этих групп, но очень сложно искать непонятно что. Необходима более или менее приличная выборка для построения хоть каких-то статистических гипотез. И над созданием этой выборки я работал. Общался с магами и курьерами, по возможности стараясь узнать их получше, и заносил в картотеку все, что только возможно. От состава семьи до вредных привычек. Пока результатов нет, — Роберт пожал плечами. — Какие варианты антагонизма я только не пробовал: флегматик — холерик, сангвиник — меланхолик, интроверт — экстраверт, визуалист — аудиолист... Это напоминает стрельбу с завязанными глазами. Возможно, я в шаге от открытия, а возможно, бесконечно долек.
Яков Вениаминович покачал головой.
— Ты и вправду кустарь, Роб. Полагаю, у комитета было гораздо больше возможностей для проведения подобных исследований. Больше того, сильно подозреваю, что ответ им уже известен.
Я сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку дивана. Пытаясь максимально расслабить все мышцы тела и одновременно напрячь волю, я собирался с силами, чтобы произнести следующие слова. Удалось мне это через минуту, пожалуй.
— Роберт, я готов попытаться достать заклинание для алфавита Белого шара, — выстрелил я на одном дыхании. — Прямо сейчас.
Яков Вениаминович, похоже, на время онемел, а Роберт смотрел на меня в полном недоумении.
— Но... почему? — только и смог произнести он.
На этот вопрос отвечать мне не хотелось. Само по себе заклинание не заинтересовало меня настолько, чтобы ставить на кон собственную жизнь. Но я твердо знал три вещи. Первое — мне просто необходимо поговорить с Томашовым. Второе — поговорить с ним я смогу, только отправившись за этим заклинанием. Ну и третье... если я не решусь сейчас, позже я не решусь уже ни за что.
— Вадик, подумайте хорошенько, что вы делаете, — умница Яков Вениаминович сумел совладать с собой и говорил мягким и спокойным тоном.
Он хорошо знал меня, видимо, мог представить, чего стоило мне принять решение отправиться в Тоннель, и понимал: буквально пара минут взвешенного диалога без подкачки эмоциями — и моя решимость испарится. Вот только и я это понимал.
— Я готов. Роберт, — повторил я. глядя только на него.
Потом, когда вернусь, я обязательно попрошу прощения у Якова Вениаминовича за свою невежливость...
— Да о чем мы говорим! — старик воздел руки кверху. — У меня дома и обруча-то нет!
— У меня в комнате есть обруч, — не глядя в глаза отцу, сказал Роберт. — И ноутбук, разумеется, тоже...
Глава двадцать третья
Глаза мои были закрыты, а в ушах еще звучали слова Якова Вениаминовича о том, чтобы я непременно выходил при появлении малейшей опасности... Смешные слова, тогда в Тоннель вообще заходить не стоит, причем касается это Тоннеля любого, а не только такого сумасшедшего, в который сунул свою дурную башку я.
