Мы два месяца пытаемся уговорить ее уехать, но, к сожалению, ни она, ни ее родители не осознают опасности, как часто бывает с людьми, которые не знают за собой никакой вины. Ваш дар убеждения известен. Дамира спасли Вы. И я предлагаю Вам спасти еще одного человека. Вы должны встретиться с Дашей и убедить ее немедленно уехать. Поддельные документы с ее фото, инструкции и билеты на автобус до украинской границы Вам передаст Левиев. Он будет у Вас в течение часа».
«Вы мне приказываете?»
«Я думал, что для того, чтобы кого-то спасти, Вам не нужны приказы. Я Вам помогаю».
Левиев явился минут через пятнадцать.
— Проходите, — сказал Штерн.
Петра Михайловича он не знал раньше, познакомились только после того, как он вступил в дело Дамира.
— Я буквально на минуту, — бросил тот и прикрыл за собой дверь. — Вот, конверт для Даши. Берите. Здесь все, что нужно.
И вручил Олегу довольно увесистый конверт книжного формата.
— У вас встреча с Дашей через час, в половине седьмого, в кафе «Жан». Это недалеко от Киевского вокзала. Вот адрес.
И адрес упал к Штерну на Телеграм.
— Константинов с ней договорился об этой встрече. Но подробностей она не знает. Она не должна возвращаться домой. И об этом ей скажете вы. Ее автобус отходит в восемь вечера. Там рядом. Проследите, чтобы она в него села. Там будет наш человек, который поможет ей перейти границу. Конверт пусть откроет только в автобусе, когда он тронется. Кроме документов и билетов там немного денег, банковская карта и новый телефон. Старый пусть оставит вам. Не забудьте его выключить. Потом спишемся.
В пятнадцать минут седьмого Олег Николаевич уже сидел за столиком в полуподвальном «Жане» и ждал Дашу. Белые скатерти, красные стены с винотекой. Полусферы бра и полусферы люстр на цепях. Бесконечный коридор отражений в зеркалах.
Кафе было довольно модным, но заполнялось ближе к закату. Не в мае в семь часов вечера. Здесь водились, говорят, даже лягушачьи лапки. Но было совершенно не до того.
Штерн заказал кофе.
Даша тоже пришла чуть раньше и направилась к нему.
Он сразу узнал ее по фотографии, которую ему показывал Дамир, и его описаниям. Изящная девочка-снежинка со светлой кожей и русыми волосами, собранными в хвост. Она выглядела школьницей, а не студенткой.
Господи! Как же он ей скажет, что ей надо одной, срочно, прямо сегодня по поддельным документам, с нелегальным пересечением границы уезжать в другую страну!
— Олег Николаевич? — спросила она, садясь напротив него.
— Да, Даша.
— Я много о вас читала в интернете.
— Значит мне меньше рассказывать.
— О вас очень много благодарных отзывов.
— Да, есть.
— Я сначала думала, что они от частных пациентов.
— От них тоже.
— Но я стала смотреть более старые. Они от арестантов! И они гораздо сильнее что ли…
Как она быстро усвоила это слово «арестант»!
— Ну, кто будет больше благодарен врачу: тот, кого вылечили от насморка, или от рака?
— Все равно когнитивный диссонанс, — сказала она. — Вы же тюремщик.
— Я тюремный психолог. Это другое. Я не охраняю моих пациентов, я помогаю им не вернуться обратно. Так что, пожалуй, это противоположно тюремщику.
— Как там Дамир?
— Уже нормально. Даже слишком нормально для человека, которого пытали и которому грозит смертная казнь.
— Он связан с Лигой?
— Нет, конечно!
— Но тогда его выпустить должны, разве нет? Есть же тот парень, который признался. Почему же его не выпускают? Должны же выпустить.
Олег Николаевич вздохнул.
— Ничего они не должны, к сожалению. По мнению их начальства, они группу должны раскрыть, а не Дамира выпустить. Понимаете, все же очень круто придумано: как бы раскрыто шесть убийств. И все сделал один человек. Так не бывает. Им нужна группа! Группа — это надбавки, повышения по службе и звездочки на погоны. А в таком деле сам бог велел!
— Олег Николаевич, но если Дамик не связан с Лигой, откуда они возьмут группу?
— Да откуда всегда брали в тридцать седьмом году. Связи, знакомые, ближайшие родственники.
— Но сейчас же не тридцать седьмой!
— Да, именно поэтому вы целых два месяца оставались на свободе.
— Я?
— Даша, — очень тихо сказал он. — Готово постановление о вашем аресте.
Она смотрела на него, кажется, не понимая.
— Откуда вы знаете? — наконец, спросила она.
— У меня очень надежные источники, уверяю вас. Даша — вы его ближайшая связь и вы были с ним в театре в тот день.
— Сам бог велел, да?
— С их точки зрения, да.
— И что вы посоветуете?
— Я посоветую взять зеленый полиэтиленовый пакет у нас под столом, — шепотом сказал он.
Она послушалась.
— Что там?
— Подарок.
— От кого?
— От Лиги, — одними губами прошептал он.
— Что там?
— Фальшивые документы, деньги, банковская карта, новый мобильник и билеты на автобус до украинской границы.
— Когда он отходит?
— Через сорок минут.
— Я не успею зайти домой и предупредить родителей?
— Даша, не успеете. Время очень дорого. Подписать постановление недолго. А потом арест, возможно, пытки, суд и… ну, вас не казнят, вы же женщина. А хотя, черт их знает!
— Я могу позвонить родным?
— Нет. Вы должны были выключить телефон по пути сюда. Вы выключили?
— Да.
— Отдайте его мне.
— Там важные телефоны, почта, фотографии…
— Я все сохраню и вышлю вам, как только вы будете в безопасности.
Она выложила смартфон на стол и подвинула к нему.
— Ну все, — сказал он, беря телефон. — Пойдемте, а то опоздаем.
— Почему Лига мне помогает? — спросила она, вставая.
— Лига помогает всем, кому может. Мне не всегда нравится, как, но в этом случае мне не в чем их упрекнуть.
— Я бы никогда не подумала, что вы из Лиги, — шепнула она, когда они шли к автобусу.
— Я и не из Лиги.
— Но вы же с ними связаны…
— Ну, как… Я же не исполнитель, не агитатор, не аналитик, не учу никого убивать и не проповедую убийства. Но да, на связи, в особых случаях.
— Спасибо, — тихо сказала она. — И передайте мою благодарность тем, с кем вы на связи.
Он кивнул.
— Хорошо. Вскройте конверт только, когда автобус тронется.
Даша села в автобус, и Олег Николаевич подождал, когда он уедет.
Вернувшись домой, написал Альбицкому: «Все в порядке, в автобус посадил».
Альбицкий ответил моментально:
«Спасибо огромное, Олег Николаевич!»
«В следующий раз вы попросите меня кого-нибудь убить».
«Я не отдаю приказов, которые не нравятся подчиненным. Вы у нас на должности спасителя».
«Уже в штате?»
«Хотите в штат? Без проблем. Буду очень рад».
«Да нет уж, увольте».
«Жаль, тогда у меня к вам еще одно внештатное задание».
«О, Господи! Кого еще спасти?»
«На этот раз душу. Одного вашего коллеги».
«Звучит угрожающе. А с телом что будет?»
«С телом будет все в порядке, если все в порядке будет с душой. Мы хотим убрать его из списка, если он выполнит некоторые наши условия».
«Кто?»
Глава 20
«Медынцев», — написал Альбицкий.
«Понятно».
«Что он за человек?»
«Трус, но не злодей. Даже не то, чтобы трус, просто не герой. По своей воле зло творить не будет, но, если надавят, сделает все, что попросят. Даже давить надо не слишком сильно. Представления о морали при этом у него есть. И чувство вины он испытывать в состоянии. Поэтому ему хочется ее загладить. Написал ложное психологическое заключение Дамиру, а потом позвал меня его спасать. И вытерпел все, когда я расписывал по телефону, что я о нем думаю. Как специалист средний. Не гений, но и не бездарность. Вполне компетентен. Рецидив у его пациентов был пять-семь процентов. Это нормально для коррекции. Средне, но нормально».
«А у ваших пациентов, какой был рецидив, Олег Николаевич?»
«Я двоих навсегда закрыл. Коррекционная психология, конечно, многое может. Но я не волшебник. Есть безнадежные случаи».