— А у вас нет этих доказательств?
— Нет, ваше величество, вот почему мои слова — лишь предостережение, а не обвинение.
Император подпрыгнул, ухватился за перекладину и начал подтягиваться.
— Насчет кого… м–м–м… вы бы хотели меня предостеречь?
Сколари сглотнула. Настал момент, которого она боялась. Сейчас она смешает правду с тщательно сфабрикованной ложью, надеясь, что император проглотит ее.
— Насчет генерала Мосби, ваше величество. Ноги императора с глухим стуком ударились о пол.
Сколари увидела гнев в его глазах, когда император повернулся к ней лицом.
— Если это политика, попытка дискредитировать генерала из–за того, что она не согласна с вашей стратегией, я вздерну вас на флагштоке перед вашей штаб–квартирой.
Сколари всеми силами сдерживала страх, который заклокотал у нее в груди.
— Нет, ваше величество, что вы! Я признала, что у меня нет доказательств! Но у меня есть подозрения, и мой долг — сообщить о них.
— Хорошо. Жидкости важны, знаете ли. Выпивайте не меньше трех–четырех стаканов воды ежедневно.
Сколари удивленно заморгала, но быстро пришла в себя и вернула императора к насущной теме.
— Благодарю, ваше величество. Хотя у нас нет улик против генерала Мосби, мы знаем, что она сочувствует точке зрения Клики и, вполне вероятно, поддерживает их.
Император выбрал палку футов шести длиной, положил ее на плечи и стал вращать туловищем.
— Клика?
Сколари подавила вздох.
— Тайная группа, которая оказывает предпочтение полномасштабным действиям против Хадаты, ваше величество.
— Да, конечно, — задумчиво сказал император, — и кто еще состоит в этой клике?
— Мадам Дассер, ваше величество.
— У вас есть доказательство?
— Да, ваше величество. Мы сумели внедрить в ее особняк микроботов, оснащенных передатчиками. Один из них сделан в виде ее любимой броши. Мадам Дассер надевала ее вчера. Ее разговоры не оставили никаких сомнений относительно существования Клики и ее членства в ней.
— Она ничего не говорила о генерале Мосби?
— Нет, ваше величество.
— А о Чин—Чу?
— Ничего, насколько нам известно. Мадам Дассер не надела сегодня брошь, но ушла с заседания совета с Чин—Чу и разговаривала с ним у фонтана.
— И?
Сколари пожала плечами.
— И ничего, ваше величество. Из–за плеска воды невозможно было расслышать, что они говорят.
Прошла целая минута, прежде чем император заговорил. Сколари боялась, что он снова сойдет с рельсов, но, слава Богу, обошлось. Император снял палку с плеч и оперся на нее.
— Моя мать дала мне один совет насчет подобных ситуаций. Она сказала, что лучше всего позволить людям говорить, так как именно на этом большинство из них и остановится, но быть готовым к действию. Итак, скажите… мы готовы к действию? Сколари мрачно кивнула. Император улыбнулся.
— Хорошо. Стало быть, беспокоиться не о чем, не так ли?
…Когда стремительным движением отведешь меч врага в сторону, или отразишь его, или заставишь его опуститься, ты должен слегка изменить ощущение в своем большом и указательном пальцах. Прежде всего ты должен стараться рубить врага так, как ты держишь меч.
Миямото Мусаши
«Книга Пяти Колеи»
1643 стандартный год
Форпост Легиона NA-45–16/R, или Веретено, Империя людей
А я говорю, получится, — упрямо сказал Леонид Чин—Чу. — А я говорю, что ты полное дерьмо, — спокойно ответил Омар Нарбаков.
Мужчины стояли на скалистой поверхности Веретена и смотрели вверх на электромагнитную пусковую установку, обычно называемую «рельсовой пушкой». Она была огромной, и ее дальний конец терялся в черноте космоса.
Идея возникла очень давно. Для ее осуществления требовалась пара проводящих рельсов, источник энергии и снаряд, который лежал на рельсах и завершал цепь. Подавая мощный импульс электрического тока, который поступал от огромных аккумуляторов Веретена, можно было толкнуть снаряд вперед. Придя в движение, он ускорялся на всей длине рельсов, набирал в результате большую скорость и улетал в любом заданном направлении.
Первоначальные исследования сосредоточились на возможности «суперпушки» запускать артиллерийские снаряды на цели, находящиеся на расстоянии сотен или даже тысяч миль. Однако сразу возникли трудности, и поскольку существовали другие, более дешевые и эффективные способы убивать людей, ученые переключили свое внимание на мирные цели и полезные грузы. «Зачем, — рассуждали они, — запускать спутники дорогостоящими химическими ракетами, когда рельсовая пушка может сделать то же самое за десятую долю стоимости?»
В теории это выглядело хорошо, но на практике опять возникли трудности. Самая главная состояла в том, что все достаточно маленькое и при этом достаточно крепкое, чтобы выдержать напряжение запуска рельсовой пушкой, будет стоить дороже химической ракеты, которую заменила пушка.
Но время шло, люди колонизировали космос и усовершенствовали электромагнитные пусковые установки. Космос идеально подходил для их использования. Без атмосферы, а значит, без сопротивления воздуха, рельсовые пушки потребляли меньше энергии и подвергали свой полезный груз меньшему стрессу. Да и кого волновало, сколько стресса перенес кусок скалы на пути от астероида до подбирающей баржи?
Поэтому, когда была открыта звездная пыль, и было решено собирать это вещество в промышленных количествах, запускаемые рельсовой пушкой черпаки решили проблему. Черпаки, называемые также «звездными ныряльщиками», — это полностью автоматические космические корабли. Рельсовая пушка обеспечивала им высокоэффективный, недорогой способ старта, а сам полет проходил на традиционных двигателях.
Звездный ныряльщик обходил вокруг карлика через тот участок атмосферы, который выглядел самым перспективным, и возвращался обратно по тщательно рассчитанной кривой торможения. Когда корабль достаточно замедлялся, в дело вступали буксиры и вели звездного ныряльщика в стыковочные сооружения Веретена, где его разгружали, заправляли и готовили к следующему запуску.
То, что предлагал Леонид, снова превращало рельсовую пушку в оружие. Он хотел использовать звездных ныряльщиков в качестве высокотехнологичного эквивалента пушечных ядер и запустить их по хадатанскому флоту. «Это, — указывал он, — даст людям возможность нанести ответный удар, а может, и победить». Но Нарбаков и слушать ничего не хотел. Торговец начал терять терпение.
— Но почему, Омар? Почему ты против этой идеи?
