В коридоре раздался топот. Назаров неторопливо обернулся и вынул маузер. В дверях показался дежурный чекист, на ходу выхватывавший из кобуры пистолет. Назаров поднял маузер и обратился к нему:
— Товарищ, может, без глупостей обойдемся? Или ты хочешь узнать, кто из нас быстрее нажмет?
Однако Назаров увидел сразу — перед ним не мальчишка, а фронтовой солдат, понимающий некоторые вещи. В частности, что Назаров и вправду нажмет быстрее. Поэтому чекист так и остался на пороге, положив руку на кобуру.
— Товарищ, если ты обещаешь мне руку подальше от кобуры держать, я тебя разоружать не буду. Ты ж, как и я, боец не чего-нибудь, а революции.
— Тогда что это такое? — удивленно спросил чекист. По голосу Назаров признал в нем тоже латыша.
— Товарищи чекисты самодурством увлеклись, а я им помешал.
— Держите его, это контра, — хрипло сказал Сергей, поднимаясь и придерживаясь за стол. Увидев в руке Назарова маузер, он замолчал.
— Ян Пулмикс, сотрудник Чека, — представился вошедший. — Кто фы?
— Федор Назаров. Инструктор местного гарнизона. По своей инициативе прекратил нарушение революционной законности.
— Тофарищ Назаров, — сказал Пулмикс. — Лично я ничего не нарушал. Чего здесь было — не знаю. Я должен фас задержать. Дафайте пистолет.
Назаров сел на стул и положил маузер на скатерть, так, чтобы его можно было схватить в любой момент.
— Оружие отдам только своему командиру — Медведеву. Шлите к нему вестового. А пока — сам задерживаю этих троих. И вас тоже, товарищ Пулмикс Ян.
Пулмикс минуту глядел на Назарова, оценивая ситуацию. В дверях стоять ему было неуютно. Наконец он сказал:
— Тофарищ Назаров, тафайте никто никого не задержит. Идите спать, зафтра разберемся.
— Ладно. Этого (Федор показал на дьячка) беру с собой. Не надо мучить невиноватых русских людей.
— Хорошо, — сказал Пулмикс, — забирайте и уходите. — И, обращаясь к трем поднявшимся и покряхтывавшим товарищам, добавил: — Не мешайте ему. Пусть уходит.
Назаров, красноармеец и дьячок вышли из здания ЧК.
— Идите домой, — сказал Назаров дьячку. — И за сыном смотрите в следующий раз. Ты, боец, ступай в казарму. А я — к себе. И что за жизнь такая — всю ночь драться. Спать пора.
Спать было действительно пора — ночь перевалила за половину.
* * *
В дверь стучали громко, требовательно.
— Открой, Назаров!
Федор еще во сне узнал голос Медведева. Он встал и, зевая, поковылял к двери. Правая нога ощутимо болела. Но Федор понимал — сам виноват. Не надо было так сильно пинать Сеньку Косого.
— Ваня, ты что, еще одно задание мне придумал? — сказал Назаров, открывая дверь.
— Придумал, — с порога зло сказал Медведев. — Простое задание для тебя. Свою шкуру спасти.
— Не горячись. Проходи, садись, — еще раз зевнул Назаров. — Кому моя шкура понадобилась?
— Чрезвычайке. Ты что думал — набил чекистам морды, и никаких заморочек? Гуляй казак?
— Товарищ Судрабс мне сам хочет по морде заехать?
Медведев устало присел на стул, и Назарову стало его жалко — по всему видно, человек всю ночь не спал.
— Федя, можешь мне не верить. Потом сам с Чека познакомишься и себя, дурака, пожалеешь. Я всю ночь по городу мотался, сейчас раньше чекистов сюда прибежал, а ты шуточки шутить.
— Извини, Ваня. Я еще не проснулся. Так что случилось в ведомстве товарища Судрабса?
— Через час, как ты ушел, Судрабс со станции вернулся. А ему уже готов рапорт об экстраординарном происшествии: мол, вломился пьяный военспец, под пистолетом сотрудников разоружил, бил их ногами, арестованного контрика отпустил гулять. Я расспросил бойца, который с тобой был, так что знаю настоящее положение. А поделать уже ничего нельзя. Пошла писать губерния. На того дурака-звонаря они, кстати, махнули рукой. Тебя же ищут по городу всем учреждением.
— А чего искать? Пойду в чрезвычайку, расскажу Судрабсу, как дело было.
— Ага, расскажешь. Только рассказывать будешь ночью, а до этого посидишь в подвале. Сторожить же тебя будут те товарищи, об которых давеча ты стулья ломал. Ох, Федя, боюсь, не сможешь ты оттуда на ногах выйти. И еще. При мне час назад чекисты говорили, что ты контра очень опасная. Я так понял — не хотят они тебя даже арестовывать. Прицелятся, ты шелохнёшься, и конец молодцу. Они как раз сейчас тебя у казармы стерегут. Я сказал им — ты там ночуешь. Они внутрь сунуться испугались и ждут, когда ты выйдешь. Когда поймут, что тебя там нет, то расспросят солдат. Кто-нибудь твой адрес да и вспомнит. Тогда жди гостей.
— Так что же, мне со всей Чека войну вести? Или сразу в Глуховку?
— Если ты, Федя, так рассуждаешь, то придется нам с нашей дружбой закругляться. Ты не с Чека будешь воевать, а с советской властью. Если мне товарищ Судрабс покажет ордер на бумажке — такого-то гражданина арестовать, то мне придется дать ему солдат в помощь. А насчет твоего села мы вроде уже однажды обсуждали. Власть строгая пришла, от нее семейному человеку, да еще и с хозяйством, не укрыться. Нет, просто в бега податься тебе нельзя. Я умнее придумал. Пока приказа об аресте я еще не видел — ты мой подчиненный, и я имею право тебя хоть во Владивосток отправить.
— Далековато. Да я уже там и бывал, — заметил Назаров.
— Поэтому поедешь чуть поближе. В Москву. Отвезешь в Реввоенсовет специальную депешу. Подзадержишься немного в Белокаменной, а тут, надеюсь, все утрясется. Кстати, одного бойца в напарники тебе дам.
— Только не такого, как товарищ Раков.
— Не такого. Просто товарища Ракова. Ему самому надо из Монастырска драть, да поскорей.
— Тоже не тому, кому надо, морду набил?
— Он кулаками махать не горазд, зато с другим местом у него все в порядке. Имел шашни с супругой купца Щукогонова, а заодно водил амуры и с дражайшей начальника интендантской службы. Одной представлялся засекреченным комиссаром, а другой — миллионерским сынком. Вчера мужья про свои беды узнали, объединились и поклялись до этого Парижа Прохоровича добраться. Ты уж довези его до Москвы. А то убьют дурака.
— Где он?
— Во дворе дрожит. Пойдете задворками к вокзалу. Поезд отходит около девяти, так что час у вас в запасе. Я же пойду к казарме, постараюсь чекистам зубы заговорить. Чтобы они думали, что ты еще внутри.
— Спасибо, Ваня, — сказал Назаров.
— Было бы за что. Сам тебя сюда притащил, а что такое Чека, не объяснил толком. Или ты сам не понял?
— Теперь, Ваня, пенять нечего.
— Я и не пеняю. Сейчас такие приходят новости, что, может, мы скоро про товарища Судрабса с его ретивыми ребятами забудем. На Дону пошла настоящая война. Там уже не банды, а войско. С чехословаками, что едут к Тихому океану, тоже не просто. Вчера эшелон через Пензу проходил, я узнал, какие у них разговоры. Де, захотят Советы нас разоружить, скорее сами фронт здесь откроем, чем отдадим винтовки. А если откроют, то будет их от Волги до Сибири по десять человек на нашего бойца. Ну ладно, поживем — увидим.
