Нынешний Центральный Конклав Уравнительной церкви и Верховный Жрец Зюзюзюков вовсе не собирались использовать свои возможности для возвращения к власти. На словах оставаясь приверженцами всеобщего равенства, на деле главные «уравнители» очень хорошо вписались в современную боблинскую Колоссию, обзавелись дорогими автомобилями, роскошными аппартаментами в центре Муравы, шикарными особняками за городом и даже приобрели земли и дворцы в других странах. О колосском народе они вспоминали лишь перед очередными выборами, когда начинали усиленно критиковать антинародное марионеточное боблинское правительство. Но на самом деле эта критика нужна была «уравнителям» не для победы, а для торга с властью, для шантажа и вымогательства денег.
Высокопоставленные «уравнители» прекрасно знали, что система выборов в Колоссии всегда приведет к победе того, кто нужен боблинам, а не того, за кого проголосует большинство избирателей. Настоящее, а не театральное противостояние власти было слишком опасным. Тем более что, в отличие от аскетичных и фанатичных «уравнителей» прошлых лет, нынешним руководителям Уравнительной церкви было что терять. К сожалению, большинство рядовых «уравнителей» не понимало того, что Центральный Конклав давно предал их интересы и очень выгодно продался боблинам. Люди привычно продолжали ходить на ритуальные «уравнительные» митинги и демонстрации — жалкие подобия славной истории борьбы за свои права.
Я так увлекся книгами, что не заметил, как пролетел целый день. Цедария вернулась из школы и время от времени пыталась привлечь мое внимание, но каждый раз Мыстр отгонял дочь:
— Подожди, милая. Пойди, лучше, займись уроками!
Мне он извиняющимся тоном говорил:
— Мы с женой читали дочке древние истории на ночь вместо обычных детских сказок. Потом она сама перечитала все книги из нашей библиотеки. Оттого-то Цедария так хорошо знакома с мифами, даже с теми, которые не полагается знать ребенку ее лет.
Кажется, Цедария обиделась, поняв, что я не расположен переносить на нее свое внимание. Возможно, она ожидала от меня чего-то важного, каких-то слов, действий или хотя бы взглядов. Но я был твердо уверен, что квартира Соображаевых — это не община в Детском мире. То, что было возможно и вполне оправданно там, не могло произойти здесь.
Алевтина пришла с работы и приготовила ужин. Мы поели молча. Цедария уткнулась носом в свою тарелку и не поднимала на меня глаз. Мыстр и Алевтина, казалось, ждали от меня новых чудес. Однако, на мой взгляд, остатков вчерашнего торта, которые пошли на десерт, было вполне достаточно, чтобы напомнить о том, что я не обманщик и не плод общей галлюцинации.
Посмотрев на часы, я начал прощаться. Цедария предприняла последнюю попытку:
— Калки, я тебя провожу!
— Нет! Ты что? Ведь это может быть опасно!
Упоминание об опасности подстегнуло родителей девочки. Они наперебой начали объяснять ей, почему меня нельзя провожать к дому Наула Назеля. Я увидел, что губки Цедарии задрожали, а на глаза навернулись слезы.
Пришлось нарушить данное самому себе слово и пообещать:
— Я обязательно загляну к вам, когда более или менее разберусь со своими делами.
Девочка тотчас же весело запрыгала на одном месте и захлопала в ладоши, словно я предложил ей руку и сердце. Ее родители были более сдержанны и менее оптимистичны. Это я прочел в их взглядах. Но на словах они пожелали мне удачи и успехов. На этом мы и расстались.
Я направился к Назелю, надеясь, что уж сегодня-то он окажется дома. Вскоре я уже стоял возле квартиры восемнадцать в доме шесть на улице Орешниковой. Но моя рука застыла на полпути к дверному звонку…
Глава 7. Прошлое, настоящее, будущее.
Оборотней я распознал сразу. Их было трое: один изображал пожилого боблина, несомненно, самого Наула Назеля, второй выглядел, как его дочь, третий, соответственно, имитировал маленького Напана. Я замер на месте. Странно, что вокруг дома не было засады. Или засада была, но я ее не заметил?
Конечно, я мог бы проникнуть в какую-нибудь другую квартиру и открыть там дверь в другое место, подальше отсюда… Но куда я мог бы бежать? В сад камней возле дома Отшельника? На остров Маркандеи? В комнату Маришки? Нет! Я должен был остаться в Мураве и довести до конца поиск тети Вики и Отшельника.
Я вышел на улицу, приведя все свои органы чувств — и человеческие, и магические — в состояние повышенной готовности. Но истребителей магов я не видел и не ощущал. По улице передвигались лишь обычные прохожие, возвращавшиеся с работы. Это было странно… и вдвойне подозрительно. Пожалуй, я был бы более спокоен, если бы обнаружил, что весь район оцеплен спецназом.
Вначале я направился к дому Соображаевых, но потом свернул в другую сторону, решив, что за мной может быть установлена невидимая мне слежка. В таком случае не следовало подставлять под удар Цедарию и ее родителей.
Я завернул за угол и увидел стоявшую у тротуара машину с характерной окраской и с «мигалкой» на крыше. Это был патруль полиционеров — колосских стражей порядка. Два полиционера сидели на передних сидениях автомобиля, оживленно что-то обсуждали и, казалось, совершенно не обращали внимания на проходящих мимо людей. Я решил, что никакой опасности полиционеры не представляют, и но на всякий случай решил при помощи магии прослушать их разговор.
Один полиционер говорил по рации дежурному оператору:
— Почему ты ничего не отвечаешь? Неужели так сложно найти адрес Пафнутия Слабакова?
Женский голос из динамика отвечал:
— Я тут одна. Дневная смена разошлась по домам. Чего вы от меня хотите? Я работаю, как могу.
Второй полиционер сказал напарнику:
— Да забудь ты этого Слабакова! Брось! Поехали лучше к метро, отловим пару пьяных, вытрясем из них деньги себе на пиво. Не забудь, утром мы должны отчитаться перед майором двумя тысячами дурблей.
— Деньги натрясти мы еще успеем! А вот Слабаков — это дело принципа! Сегодня в школе его сын не дал списать моему сыну задачу по математике. Я не собираюсь прощать подобное оскорбление. Сейчас мы заберем папашу в управление, и я с помощью резиновой дубинки научу его уважать нас, полиционеров, и наших детей! Пусть он передаст эту науку своему сыну!
Услышанное еще раз подтвердило сходство Изначального мира и Земли. И там, и тут торжествовали подлость, низость и мерзость.
Я хотел было пройти мимо полиционерского автомобиля, но тут у меня возник план. Такой же безумный, как и все планы, которые я создавал на лету. Такой же безумный, как и все планы, которые до сих пор блестяще выполнялись и позволяли мне до сих пор остаться в живых.
