— Проблема? — переспросил я.
— Во дворе собралась такая толпа! Добрая половина — родственники и друзья… этих паскуд… Ну, и просто любопытные, конечно же…
— И что с того?
— Ждут вас, ваша светлость…
…Во дворе было действительно не протолкнуться: людей было ничуть не меньше, чем на Лобной площади во время казни капитана Крейдо. И все они угрюмо молчали.
Хотя нет, не все — стоило мне выйти на крыльцо и остановиться, как стоящие в первом ряду женщины попадали на колени и поползли к моим ногам:
— Ваша светлость! Не губите!!!
Дик и Отт подняли было щиты, но, увидев, что я отрицательно мотнул головой, замерли на месте.
— Вот эта, седая — мать Ширвана… — еле слышно прошептал Отт. — Та, что справа от нее — его вдова…
— Не губите, ваша светлость! Мой сын ни в чем не вино-…
— Не виноват? — стараясь удержать себя в руках, прошипел я. — Ваш сын убил вассала моего отца. Десятника Правой Руки… Вы считаете, что это — не преступление?
Глаза матери сотника Ширвана полыхнули безумием:
— Этого не может быть! Его оговорили! Мой сын — добрый и безобидный мальчик! Он не способен поднять руку на…
— Подняли. Оба. А после того, как ваш сын ранил десятника Лиса, он, и ваш внук пытались зарубить меня. И раны, полученные ими — от моего меча…
— Не верю!!!
Найдя взглядом капитана городской стражи, я жестом подозвал его к себе:
— Сотник Белар?
— Я, ваша светлость! — мгновенно отозвался воин.
— Вы присутствовали во время допроса… э-э-э… задержанных мною мужчин?
— Да, ваша светлость! И Ингвар, и Глант Крейдо признали свою вину…
— В чем именно они сознались? — уточнил я.
— Они намеревались убить вас, ваша светлость! — слегка повысив голос, чтобы его слова услышали все собравшиеся во дворе 'Трех Корон', ответил сотник. — Хотели отомстить за то, что вы приказали казнить капитана Ширвана Крейдо…
— У вас есть сомнения в их вине?
— Нету, ваша светлость… — вздохнул воин. И, услышав, как взвыли женщины, заорал: — Тихо!!!
Ропот в толпе прекратился только после того, как я поднял руку:
— Согласно Уложению, покушение на убийство дворянина карается смертью через повешение. Убийство гражданина Элиреи карается смертью через повешение…
— Покушение на убийство должностного лица, облеченного доверием короля, в частности, Указующего Перста его величества, карается намного строже… — подхватил невесть откуда взявшийся рядом со мной граф Одвид. — Виновных положено четвертовать…
— За что? — взвыла мать Ширвана. — Вы живы? Живы! Значит…
— Ваш сын и внук убили человека. Моего человека! Его тело остывает на моей кровати! — прошипел я. — Убивали они намеренно. Значит, знали, на что идут…
Мать Ширвана Крейдо закусила губу и обреченно вздохнула. А ее невестка, медленно встав с коленей, вытерла руки о подол, пристально посмотрела мне в глаза и криво усмехнулась:
— А сколько людей убили вы, ваша светлость? Небось, и не сосчитать! А ваш отец, дед, прадед? Так чем вы лучше нас? Тем, что стоите над законом? Тем, что вам все можно? Жаль, что мой сын обознался: таких, как вы, надо убивать в колыбели…
— В ремни ее! Немедленно! — взвыл барон Одвид. И, побледнев, уставился на меня: — Она не понимает, что говорит, ваша светлость!!!
— Понимает… — мрачно выдохнул я, глядя на то, как двое городских стражников заламывают руки ожесточенно сопротивляющейся молодухе. — Просто защищает своих родных. Так, как может…
— Они не знали, что их ждет, ваша светлость!!! — вырвавшись из рук солдат, заорала вдова Ширвана. — Законов слишком много! Их невозможно знать все!!!
Я жестом приказал стражникам оставить ее в покое. Потом обвел взглядом начинающую роптать толпу и холодно усмехнулся:
— Все, что описано в Уложении, можно выразить одним предложением: 'относись к другому так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе'. Вы хотите, чтобы вас убивали, грабили, или крали нажитое вами добро? Нет? Тогда ведите себя соответственно…
— Да, но мой муж никого не убивал!!!
— Твой муж грабил. Тех, кто стоит за твоей спиной. И тащил домой то, что отнимал у них и у их детей! Повернись к ним лицом. Загляни в глаза. И подумай… Может, тогда ты поймешь, что твой муж, сын и деверь сами выбрали свой путь. И наказали себя тоже САМИ…
Глава 22. Иарус Молниеносный
…Благосклонно улыбнувшись склонившемуся в поклоне маэстро Велидетто Инзаги, Иарус Молниеносный перевел взгляд на фигуру, возникшую в дверях Малого зала для аудиенций, и мрачно свел брови у переносицы: в свете факелов, закрепленных на стенах коридора, посол Урбана Красивого выглядел, как сгусток мрака! Черное, без какой-либо вышивки, котарди. Черные шоссы, заправленные в черные сапоги. Черный кожаный пояс. Ножны парадного меча — и те в черном бархатном чехле!
'Он в трауре? А по какому поводу?' — удивленно подумал монарх. И, не отводя взгляда от скорбного лица барона, еле слышно произнес: — Игрен? Почему он в черном? Что-то с Урбаном? Или с родственниками самого Эйтрейи?
— Не знаю, ваше величество! — так же тихо ответил стоящий по правую руку начальник Ночного Двора. — Позавчера в Лативе все было спокойно…
— Позавчера? — раздраженно прошипел король. — За два дня с Урбаном могло произойти все, что угодно: его могли отравить, прирезать, задушить в собственной постели! Он мог упасть с коня и свернуть себе шею или умереть, пытаясь ублажить какую-нибудь молоденькую фаворитку…
— Если бы что-то случилось, сир, мне бы доложили… — виновато пробормотал граф Игрен. И, подумав, добавил: — После аудиенции я пошлю голубя в Лативу и обязательно выясню…
…Ждать конца аудиенции оказалось не нужно: замерев на предписанном этикетом расстоянии от трона и поклонившись, барон Логвурд сокрушенно вздохнул:
— Его величество Урбан Рединсгейр выражает вам искренние соболезнования в связи с трагической гибелью любимой дочери и надеется, что вы найдете в себе силы пережить этот тяжелейший удар…
'Соболезнования? Мне?' — чувствуя, как его глаза застилает пелена бешенства, подумал Иарус. — 'Но откуда он знает?!'
— Гибель отца, брата или сына тоже является невосполнимой утратой, — продолжал вещать посол, — но смириться с ней легче. Ведь любого мужчину с самого детства готовят к тому, что весь его жизненный путь будет проходить под взглядом самой Смерти. Поэтому мы, воины, умеем отвечать ударом на удар. А женщины, рожденные для нежности и любви, не умеют. Поэтому их гибель, тем более такая ужасная, разрывает наши сердца, как арбалетный болт, выпущенный в упор…
