в наступившей темноте можно было различить в толще воды голубые огоньки и слабое свечение. Взошедшая луна хоть и осветила местность, но от ощущения жути не избавила, скорее наоборот, усугубила его.
Итак, ладно, план на завтра: набрать соли по максимуму, наловить рыбы, взять образцы серы, известняка и двинуться к логову; за пару дней должен управиться, может даже вторую ходку за дровами делать не придется.
ТОМ I: 18. Смутный поцелуй
Сени в сон присутствовали, или может не сени, а прям врата? Ведь в этом явно непростом месте я не просто осознавал себя спящим и видящим сон, а мог выбрать дальнейший сценарий его развития, мог двинуться из этого места в разные направлениях: к русалкам, к загадочному желтому пятну или к моделируемым аркадным сновидениям.
Я, естественно, выбрал, русалку. На этот раз я сразу очутился в каменной чаше, без преамбул в виде полосы препятствий. Собственно, это наталкивало на несколько мыслей: либо меня сюда затащили, либо я как-то сам научился находить во сне виденные уже места. И это вторая, не менее важная, чем сени-врата особенность — находить знакомые места.
В любом случае, полагаю основным побудительно-движительным моментом, как и во все прошлые разы был умопомрачительный русалочий запах — он странным образом ударял в голову так, что и желание появлялось и возможность… При чём, он реально, физически ударял, если вспомнить свои ощущения — как только я улавливал гармонический запах, то раздавался щелчок в основании черепа, словно хруст позвонков. И желание тоже появлялось не менее реальное, в виде прилива крови к определенным органам… и это во сне-то!
Русалка сидела возле одного столба кромлеха, подобрав колени и обхватив их руками, и печально смотрела в черную маслянистую воду родника. Я присел неподалеку и подумал: «о, точно, надо же еще нефти поискать, чтоб сверххищника спалить…»
При встрече с русалками меня охватывали странные эмоции, и думаю, это происходило не просто так. При первом знакомстве я ощущал нечто вроде исходящего от русалок ветерка. Когда порыв этого ветерка касался меня, то я приходил в состояние эмоционального подъема, внутренне наполняясь восторгом, радостью и счастьем. Когда я узнавал русалок ближе, порывистый ветерок изменялся, становясь неиссякаемым потоком, и ощущение душевной эйфории не проходило ни на секунду. При этом поток нёс в себе информацию о чувствах самой русалки, позволял понять ее состояние. Если изменялись ее эмоции и желания, то менялся и спектр испытываемых мной переживаний.
Вот и сейчас, все переживания русалки гор эхом отозвались в моей душе, заполняя ее круговоротом чувств и эмоций, страстей и желаний, побуждений и запретов. Думаю, что установление подобного двухстороннего контакта было результатом изменения отношения ко мне русалки гор. Раньше она словно опасливо закрывалась плащом, а теперь раскрылась и пошла навстречу.
— Зачем ты пришел ко мне? — задумчиво глядя на пролетающую мимо довольно крупную комету с сине-зеленым хвостом.
— Хочу научиться одной штуке, — почесал я затылок.
Кстати, о моем сюда приходе: желтого пятна в сенях так и не появилось, а голубое хоть и не затягивало меня на автомате, но всё равно не оставляло альтернатив. Да я и не против был, если честно, скорее наоборот. Уж очень хороша эта русалочка. Гладкая светло-серая кожа словно светилась в звездном свете, серебряные волосы с металлическим блеском разметались по телу, но не мешали при этом разглядеть соблазнительно топорщащуюся грудь с твердыми сосками. Похоже, мне тоже рады.
Интересно, а мой запах, ну, в смысле — как руса, на них как-нибудь влияет? Возбуждает, притягивает, дает силу?
— Чему же? — задумчиво переспросила русалка и повернула голову, ловя мой взгляд.
— Любви, — вывалил я на стол свой главный аргумент.
Ее зрачки на миг засветились голубым, а черные пряди в серебряных волосах при этом всколыхнулись и перетекли словно состояли из жидкости:
— Разве я могу тебя этому научить?
— Ты не поверишь, — улыбнулся я, — даже просто глядя на тебя я уже учусь…
— Ну-ну, — иронично прищурилась красотка, и добавила с толикой горечи: — Значит ни… соль, ни… сера тебе ничуть не интересны?
— А… ты, в смысле в этом смысле, — слегка сбился и стушевался я, — зачем я вообще в горы пришел… ну да, за ними, и еще за селитрой… за натриевой, знаешь, что это такое?
Русалка, кажись, чем-то расстроилась. Непривычно было видеть задорную и ироничную горную деву печальной и расстроенной. И уж совсем непонятна была причина ее расстройства. Вообще, если бы мне не передавались ее переживания, то я смело бы решил, что она наслаждается моментом. Словно веселье было горячим душем, тоска — холодным, а залог здоровья — в их чередовании.
Мы немного помолчали, затем она сделала небольшой шаг ко мне и в ее глазах полыхнула какая-то новая тревога:
— Зачем они тебе?
— Для защиты, — я сглотнул слюну.
Девушка казалась такой беззащитной и ранимой, что былое чувство восхищения сменилось чем-то несравненно большим — желанием оберечь и защитить ее.
— Что? — не поняла моего ответа хозяйка горы.
— Я сделаю из них оружие, которое будет способно сотрясать горы… — не без гордости пояснил я.
— Мне не нравится, как это звучит, — мрачно заметила русалка, пристально вперившись в меня взором глубоких, как озера, глаз.
— Но мне необходимо оружие, — с чувством попытался оправдаться я. — Я слабый, меня любой может обидеть. А с ним я смогу защитить и себя… и своих близких.
— У тебя же есть лук и копье, есть дубина, разве этого мало? — наивно спросила красавица, пару раз хлопнув глазами.
— Хм-м… Мало. Подумай сама, что я смогу сделать дубиной и деревянным копьем против медведя или волка? Или против твоего варкалапа? И самое главное — против человека?
— Ты собрался убивать себеподобных? — изумилась девушка, и ее расширившиеся глаза воззрились на меня не то с отвращением, не то с восхищением.
— Я собираюсь защищаться от себеподобных, — перефразировал я ее вопрос. — Я не знаю, есть ли здесь люди, но даже их отсутствие не исключает возможности существования другой разумной формы жизни, которой мое существование может показаться неуместным. Я должен суметь постоять за себя… и своих друзей.
— У тебя и так есть сила, зачем тебе еще и порох? — спросила дева горы, почему-то отводя взгляд.
— Откуда ты знаешь, как он называется? — насторожился я.
— От верблюда! — в рифму ответила прелестная нимфа.
— Ладно, неважно, — согласился я, не став уточнять откуда она знает и про верблюда. Видимо «вспышки озарения» и «пакеты данных» посещали не только меня. И, скорее всего, восприятие их русалками отличалось от моего, например — мне
