– Задраить отсеки, погружение! На эхолоте смотреть. Осмотреться в отсеках!
Зашипел воздух в балластных цистернах.
– Стоп машинам! Экипажу принять пищу, старпому – на перископ. Акустикам – слушать!
– Есть!
– Горизонт чист, товарищ командир!
Чтобы не мешать мариманам – и без того не протолкнуться – Наум нырнул в люк, боком прошел по коридору и влез – не вошел, а именно влез! – в крошечную каютку, которую он делил со старлеем Пупковым из РОН – роты особого назначения при штабе Балтфлота.
Роте всего месяц, хотя диверсантов через торпедные аппараты в РККФ выбрасывали еще в 38-м, на Тихоокеанском. Коек в каюте не было, зато имелось два рундука и шкафчик. Стенка плавно переходила в потолок – моряки говорят: подволок. В переборке – малюсенький, словно игрушечный умывальник. Вот и все удобства. Впрочем, грех жаловаться – остальные трое из его группы и вовсе лишены спальных мест. Будут спать где придется. Краснофлотец на вахту – диверсант быстренько на его место. Уж такова служба у подплава!
Явился Пупков и притащил с собой легкий водолазный костюм. В таких спасались подводники, если лодка тонула, а им, стало быть, в них на вражеский берег высаживаться. Хотя нет, не совсем так.
– Пупков, ты там что-то такое говорил про свою архизамечательную лодку…
– Не лодку, – строго сказал старлей, – а шлюпку. Нормальное плавсредство получилось! Три кило весит, а двоих поднимет запросто. Сами шили. Мы на острове Голодай стояли. Вдруг, смотрим, аэростат падает. Плавно так, медленно, дряблый весь. Чего ж добру-то пропадать? Уж коли у него ткань такая, что газ не пропускает, стало быть, воду тем более не пропустит…
– Нас, вообще-то, четверо…
– А шлюпок, вообще-то, две.
– Ладно, успокоил…
Пупков ковырялся в скафандре, проверяя герметичность, а Наум прилег на тощий матрасик, покрывавший рундук, да и задремал.
– Акустики! – донеслось сквозь сон.
– Горизонт чист.
– По местам стоять, к всплытию готовиться! Малый ход.
Звякнул машинный телеграф.
– Рулевым! Дифферент три градуса на корму! Всплываем в позиционное положение.
– Есть! Нос лодки поднялся вверх.
«Щука» качнулась, легла на ровный киль.
– Рубочный люк отдраить, начать заполнение цистерн быстрого погружения. Вахтенному и сигнальщику – на ходовой мостик. Запустить дизеля на зарядку, провентилировать отсеки!
По коридору затопали. Залязгали люки. Переборки мелко задрожали – это запустился первый дизель. Почти сразу завелся второй. Эйтингон утер выступивший пот. Какой воздух спертый… Краснофлотцы все «выдышали». И тут же потянуло сквознячком. Хорошо!
– Сигнальщик, смотреть за горизонтом! Штурман, определиться по координатам!
– Есть!
– Пупков… – позвал Наум.
– А?
– Чего это такое – позиционное положение?
– А-а… Это когда весь корпус под водой, а наверху одна рубка торчит. Так лодку заметить труднее.
– Понял…
Эйтингон закрыл глаза и уснул. Ему снилась Муза.
Наум Эйтингон наслаждался. Ни теснота, ни духота нисколько не портили ему настроения. Он был в деле. А это главное. Уж неведомо, когда он подцепил эту заразу – упиваться опасностью, но азарт всегда жил в нем. Как и Павел, Наум никогда не впадал в ярость – угрозу он встречал с холодной решимостью. Именно в те моменты, когда приходилось балансировать на лезвии бритвы, и проявлялись его еврейская хитрость, русская сметка и находчивость.
Впервые, наверное, это было явлено во время Хуангутуньского инцидента, когда он подрывал поезд Чжан Цзолиня, диктатора Маньчжурии. Когда замещал резидента в Испании. Когда ликвидировал Троцкого в Мексике.
Да, наверное, это было важно – находиться в отрыве от родины. За границей все чувства обостряются, а уж если ты нелегал… Тут уж волей-неволей научаешься думать быстро, четко, отрешаясь от земного, как математик или шахматист. Эйтингон задумался. Геринг…
Собственно, если правильно выговаривать, то звать рейхсмаршала Гёринг. Но и так сойдет. Раскабанел Герман не потому, что ел много. Его ранили в пах, еще когда Гитлер был молод, а нацисты были шпаной. Нарушился обмен веществ в организме, и стал Геринг жиреть. А убивать его есть за что. Нет, неправильно сказал. Это не убийство и даже не ликвидация. Это казнь. Заслуженная.
Именно Геринг создал гестапо и первые конц-лагеря, именно он подписал документ об «окончательном решении жидовского вопроса», попросту говоря, об уничтожении 20 миллионов евреев. Никто более в Германии не нахватал столько чинов и званий, как «Айзен», то бишь «Железный», как прозвали Германа.
Бесстрашный авиатор в 20-х, к 41-му Геринг стал рейхсмаршалом Великогерманского рейха – это звание было введено специально для него. Более того, Гитлер официально назначил Геринга своим преемником в случае смерти, что само по себе говорит о величайшем доверии фюрера. Эйтингон тщательно прорабатывал план всей операции с Судоплатовым, и сейчас, перебирая его по пунктам, он не находил никаких узких мест. Должно сработать. Но вот сработает ли? План, как и любая теория, не всегда выдерживает испытание практикой…
– Товарищ майор госбезопасности!
Наум вынырнул из своих дум и посмотрел на командира подлодки.
– Что случилось?
– Акустики обнаружили шумы прямо по курсу. Мы поднялись на перископную глубину… В общем, замечен «Z-34». Эсминец.
– И что?
– Потопить бы…
– Ну конечно! А как же?
– А вдруг операции помешает?
– Товарищ капитан, – торжественно сказал Эйтингон, – гибель немцев нам помешать не сможет. Топите!
– Есть! – улыбнулся командир «Щуки».
Вскоре по лодке разнеслось:
– Боевая тревога, торпедная атака! По местам стоять!
Акустики доложили исходные:
– Курс цели сто сорок градусов, скорость – двадцать пять узлов.
– Торпедный отсек, подготовить аппараты к стрельбе!
– Есть!
Трубы заполнились водой, морячки уравняли давление и открыли передние крышки торпедных аппаратов.
– Самый малый вперед. Боцман, лево руля десять. Так держать! Приготовить к торпедной стрельбе первый и третий аппараты!
Штурман выдал данные для стрельбы:
– Курс цели сто восемьдесят градусов, дистанция восемнадцать кабельтовых, угол упреждения – двадцать градусов.
– Прицеливаем корпусом! Рулевой, двадцать градусов влево!
– Есть двадцать градусов влево!
– Торпедисты – товсь!
– Есть товсь! – бодро ответил старший торпедист.
– Глубина хода торпеды – три метра, скорость – тридцать три узла!
«Щука» плавненько довернула корпусом упреждение.
– Торпедисты, обеими, с промежутком четыре секунды – пли!
