— Выброс две тыщи седьмого. Стойкое нарушение синтеза меланина, приобретенный альбинизм. — Устало произнес торговец, даже не глядя на меня. — Вопросы есть еще или так и будем разглядывать?
— Выброс две тысячи седьмого. Необратимая генерализованная амнезия, вызванная пси-резонансом. — Парировал я, протягивая руку.
— Тоже причастился от тех щедрот Зоны, да, сталкер? — Румын улыбнулся уже намного приветливей. — Ты, случайно, не Лунь будешь?
— Ну, почему же не? Он самый и есть.
— Значит, молодец. Наслышан… похоронили вас уже давно, если ты не в курсе. В общем, это… без обид. Ежели в какого страшилищу надумаешь превращаться, делай это лучше за пределами бара. Я тут самый главный товарищ теперь, и мне за репутацией заведения следить надо.
— Договорились, — я рассмеялся вместе с Румыном, наверно, в первый раз, когда действительно захотелось улыбнуться. — Превращаться не буду.
— Есть чего? — Румын, все еще улыбаясь, кивнул на рюкзак.
— Мелочевка только. Принимаешь?
— А давай. Мы не гордые. — И торговец выложил на стол пару контейнеров, дозиметр и датчик аномальной активности.
То, что мои «самоцветы» не фонят, я уже знал — померил прямо на месте. Камешек, каким бы красивым он ни был, в случае «грязи» не принимался и даром — ни коллекционер, ни ювелир не станут даже прикасаться к радиоактивному камню. И хоть бывал в Зоне закон подлости — самые красивые «самоцветы» излучали порой не хуже графитовых стержней из четвертого энергоблока, эти же были чистенькие. Мало того, и расцветка была хороша — совершенно непрозрачные, плотные, они имели сочный рубиновый блеск, напоминая четыре капли свежей крови. Румын поцокал языком.
— Не из «плеши», случайно, выцепил?
— Верно, из нее.
— За все дам шестьдесят зеленых, по двадцатке за штуку. Идет?
Я внутренне выдохнул с некоторым облегчением. Спрос на камни не упал, скорее, наоборот. За непрозрачные «самоцветы», пусть даже и красивого окраса, год назад я бы получил те же двадцать долларов, но уже за все. Недурно. Шестьдесят баксов — нормальный вечер в местном баре, если без излишеств. По крайней мере на хороший по местным меркам алкоголь точно хватит — не зря, ох не зря посетил «знакомую» плешь на самом краю бывшего Кордона.
— Идет.
Три двадцатки с приятным хрустом исчезли в нагрудном кармане. Первый удачный хабар сдан, однако. Снова здравствуй, сталкерская жизнь.
«Трутовик» — волокнистое, плотное образование в форме не то копыта, не то большого, вздутого носа, — Румын взял за пятнадцать долларов. Артефакт этот был полезен при каких-то укрепляющих процедурах и потому востребован медициной, однако сталкер при удаче мог принести целый мешок «трутовиков», а заказчик брал обычно всего несколько штук. Но и пятнадцать — тоже финансы, и торговаться я не стал. Зато две «трубки», при первом же постукивании о стол весело заигравшие синими вспышками и лучами насыщенной зелени, без лишних разговоров ушли каждая по пятьдесят. Бестолковая штукенция — «трубка», похожая не то на кусок трубчатой кости, не то на обрезок изоляции. Издалека даже перепутать несложно, но если в руки взять, видно, что вся она состоит из тонких ромбиков и фасеток, слегка пальцы пощипывает и изредка огоньками играет. Ученые этими «трубками» давно интересоваться перестали, хоть до сих пор и не поняли, что это такое и почему так себя ведет, но зато в качестве «бижутерии» расходились эти артефакты на ура — богатых коллекционеров, помешанных на Зоне, становилось все больше.
— На этом все. — Я закрыл свои контейнеры и затянул горловину рюкзака.
— Не густо, — Румын хмыкнул, сгребая мое «добро» в полотняный мешочек. — Есть надежда, что дельный хабар ко мне принесешь если что?
— Надежда есть всегда, — ответил я уклончиво, так как и в самом деле это было не исключено, если не заладится сотрудничество с «ботаниками», а знакомый торговец будет нужен.
— Беру еще информацию. Если что интересное в Зоне найдешь, документы там, записи, тащи, посмотрим, сторгуемся. — «Свободовец» пожал мне руку. — Бывай.
Собственно, бар «Старый Жмот» был оборудован этажом ниже, в просторной, длинной комнате, напоминавшей бомбоубежище. Низкий потолок поддерживался толстыми бетонными столбами, между которыми были расставлены столики, сбитые из посеревших от времени, но еще достаточно крепких досок. Возле столов стояли древние «конторские» стулья, которые явно были принесены со старой АЗС — сидеть на них, пожалуй, можно было, но вот раскачиваться или слишком резко садиться на них я бы не рискнул. Пахло в баре и в самом деле вкусно — теплыми «хлебными» котлетами, пшенной кашей, разогретой тушенкой. Даже в скверные времена «Свобода» следила за нормальным питанием своих бойцов, конечно, настолько, насколько оно может быть нормальным в Зоне, а горячая пища здесь, в спокойствии и относительной тишине значит очень много. Бар не пустовал — половина из почти тридцати столиков была занята, к своему крайнему изумлению, я даже заметил четверку «долгов», угощающихся яичницей с салом и беззлобно переругивающихся с группой «фрименов» за соседним столом. Однако… впрямь сильно изменилась Зона.
Ассортимент бара почти не уступал таковому в легендарном заведении Барина. Не без удовольствия я рассмотрел на стеллаже бутылку со «слезой контролера» и несколько емкостей с коньяком и водкой. Цены, конечно, немного кусались, но по прикидкам заработанных за одни только «самоцветы» денег хватит не на одно, а даже на пару-тройку посещений.
— Здарова, мэн! Рад тебя видеть. Отдохни, посиди, если че надо, сготовим. — К стойке подошел улыбчивый парень в странном сочетании камуфляжа и белого передника. — Меня Кацо зовут, и я тут, значит, за повара.
— Из горячего что есть, друг?
— Ну, пшенка, куда ж без нее? — улыбнулся Кацо. — Точили ее, и точить будем, ибо полезно и недорого. Масло к ней, правда, только растительное, да все равно ништяк идет. Есть еще хрючево, еще горячее, только сварили.
— Чего есть?
— А… фирменное свободовское. Типа рагу такого с консервированными овощами, сосисками, капустой, тушенкой — короче, все из банок в одну кастрюлю и варишь. Под водку идет легко и красиво, штука сытная и знаменитая, типа праздничного блюда. Можно его и с макарошками. Отвечаю, ништяк штукенция. Берешь?
— Давай… одну хрючева, попробую. Пшенки тоже. И… вон тот коньяк в какую цену?
— Не, это вискарь, паря. Оно дороговато будет.
— И как это самый… вискарь?
— Это… на самогонку похож. — «Свободовец» хмыкнул. — На любителя пойло. По мне так лучше водочки тяпнуть. А с коньяком, увы, напряженка, разобрали еще вчера, заходи через три денька, будет. Водка у нас нынче хорошая, хохляцкая, народ хвалит.
