Сейлормун тут только не хватало вместе покемонами!..
Среди всей этой груды металла как-то нелепо смотрелась вполне нормальная голова в шлеме, навроде тех, что у меня и Патрика. Сквозь прозрачное забрало на нас уставились огромные – в половину лица – фиалковые глаза. Пулемёт в руке-манипуляторе хищно дёрнулся, у оружия тоже было чем смотреть – две крысиные щёлки с красными зрачками изучили нас с темени до пяток. По спине у меня пробежал холодок. Пулемёт-бионоид вполне мог жахнуть по нам без ведома хозяина – если он недостаточно хорошо воспитан, то есть плохо дрессирован.
И всё же я никак не выказал страха.
– Последний вопрос. На кой забор с вышками вокруг лагеря? Кого вы боитесь?
Напрасно я так.
Ибо робот-меха открыл-таки огонь из пулемёта.
Клешня-манипулятор его слегка подрагивала, когда его шестиствольный пулемёт-бионоид, безбожно громыхая и треща, выпускал-выплёвывал очередь за очередью по ничем не примечательным развалинам в полукилометре от нас. Тем оглушительнее показалась тишина, возникшая, когда он перестал стрелять. Скрип его пальцев-захватов, щелчки сочленений и чвяканье поршней гидравлики показались мне самыми сладкими звуками, из тех, что я слышал.
Я-то уж думал, что меха хотел нас завалить, но он жахнул не по нам, а над нашими головами.
Его фиалковые глаза сквозь прозрачное забрало внимательно смотрели на развалины. Крысиные щёлки-глазки пулемёта – тоже.
Голован кашлянул:
– Показалось?
Чуть помедлив, меха со скрипом кивнул.
Тогда Голован повернулся ко мне и Патрику:
– Насчёт Цитадели и путников… Это не шутка?
Следуя указаниям Пападакиса, Милена вывела «хаммер» на Столичное шоссе, с двух сторон зажатое сосновым бором. Блондинка гнала так, что попутные и встречные машины превратились в две сплошные многоцветные полосы, огибающие джип в опасной близости от его бортов и бампера, но брезгующие прикоснуться к гангстерской тачке.
У Заура появились смутные предположения насчёт того, куда они едут. Но этого быть не могло! Откуда у работорговца такие деньги, чтобы… Хотя, Ильяс ведь не простой работяга, вкалывающий у станка, но хозяин процветающего бизнеса. К тому же он причастен к торговле человеческими органами, что наверняка приносит существенный доход. Так что, пожалуй, ничего удивительного.
Хельга таращилась по сторонам, высматривая лося, оленя, хотя бы белочку с грибочком в лапках. Она столько лет прожила в подземелье, ей так, наверное, всё это безмерно интересно… Заур в который раз за последние дни преисполнился любви к прекрасной женщине, доверившей себя ему, лысому искалеченному уроду…
Внезапно «хаммер» подбросило так, что палач едва не пробил черепом крышу. А ведь до этого на шоссе не было ни ямки, ни колдобинки. Тут лучший асфальт в Киевской области, а то и вообще на Украине.
«Мина! – мелькнула мысль. – Напоролись на противотанковую!..» После всего, что случилось за последние дни, это казалось вполне логичным завершением приключений на свою задницу.
Но взрыва не прозвучало.
– «Лежачий полицейский». Почти приехали, – подал голос Пападакис и распорядился: – Тут налево сверни.
Он сидел темнее грозовой тучи. Таким Заур своего шефа ещё не видел. Бывал шеф страшен в ярости, бывал неутомимо весел на ежегодных декабрьских застольях в Управе, но сейчас выглядел подавленным. Алекс Пападакис, лучший из лучших, убийца в Законе чего-то боится?!
Нет, это не страх.
Заметив, что Заур на него смотрит, шеф вмиг подобрался, вновь превратившись в опасного хищника, которому палец в рот не клади.
Милена ударила по тормозам. Пометив асфальт двумя чёрными полосами, «хаммер» встал перед въездом в посёлок-городок, обнесённый высоким бетонным забором. Да и как не встать, если тут пост охраны – выкрашенная в оранжевый стальная будка с бронированным стеклопакетом? Над будкой развивался жёлто-голубой флаг. Над дорогой, запрещая двигаться дальше, нависал внушительной толщины брус красно-белого шлагбаума.
В салон ворвался посвежевший за последние полчаса ветерок. Но всё ещё пахло разгорячённой сосновой смолой.
Чуть ли не по пояс из будки высунулся широкоплечий здоровяк. Колыхнулись его покрытые рытвинами оспин щёки. Чёрная униформа и берет поверх коротко стриженного шишковатого черепа здоровяку удивительно шли. Если кто рождается в рубашке, то он родился в своём нынешнем прикиде. Охранник выжидающе уставился на «хаммер», затем неспешно и обстоятельно, будто стараясь запомнить особые приметы, изучил лица всех в салоне. Задержал он взгляд лишь на Милене, – точнее на её декольте.
Не сговариваясь, пассажиры внедорожника уставились на него, как бы недоумевая, что щекастый парень в берете, лихо сдвинутом на затылок, до сих пор не поднял шлагбаум.
– Вы такой впечатляющий мужчина. – Милена одарила охранника улыбкой, от которой растаяли бы арктические льды, но в которой было столько же искренности, сколько в предвыборной речи депутата. – Я хотела бы проехать. Мой друг празднует день рождения. Я везу ему подарки. Целую машину подарков.
Лицо охранника вмиг потускнело, будто внутри головы его перегорела лампочка. Он втянулся обратно в будку и через миг навёл на внедорожник автомат с укороченным стволом и складным прикладом:
– Поворачивай, на! Стрелять, на, буду!
«Надо же, не сработала приворотная магия ведьмы, – подумал Заур. – Зло повержено!»
И потому настал черёд силам добра вступить в бой с привратником ада – Пападакис достал из кармана пиджака Знак и, лениво эдак сплюнув под будку, показал его охраннику:
– Уловил?
– Хрена тут ловить, дядя? – На щекастого секьюрити палаческие регалии не произвели ни малейшего впечатления. – Стрелять, на, буду! Поворачивай, на!
Вроде как незаметно и так же аккуратно – выпавшие тюбик помады, упаковка влажных салфеток и что-то очень гигиеническое не в счёт – Хельга вытащила из баула ПМ. И если уж Заур с заднего сидения оценил грацию её движений, то охранник и подавно. Здоровяк, не признающий авторитет слуг Закона, тут же – лязгающий щелчок! – снял «калаш» с предохранителя. Лицо его окаменело, палец лёг на спуск и традиционно побелел от напряжения. По обе стороны от джипа вдруг возникли такие же приветливые парни в чёрном и с автоматическим оружием на изготовку. Если кто в салоне дёрнется – вмиг изрешетят машину вместе с пассажирами, и бронепанели на дверях не спасут.
– Да открывай уже, – скрестив руки на груди, буркнул Пападакис. – Свои едут.