— Марков, берешь АГС и три пулемета, готовишь засаду на въезде в село, эти наверняка успели доложить про нападение.
— Вяткин, берешь бойцов и прочесываешь деревню, ищешь оставшихся немцев.
Осмотрев всех убитых, так и не нашли офицера разведки. Зато я знаю, кто может прояснить ситуацию.
Дом Перпутько, нашли сразу. На улицах появились люди, которые с радостью смотрели на красноармейцев. Многие рассказывали, как немцы приводили пленных, пытали и затем расстреливали за селом.
Понимание того, что наделал кучу ошибок и сейчас придется дергаться в режиме жесткого дефицита времени, свалилось как ведро холодной воды на голову. Уничтожение усиленной полуроты СС не простят и будут загонять как хищника.
И вот тут мне как раз поможет мой старый знакомый Селантий, иудушка. Но пока пусть живет. Придется через него спустить дезинформацию по нашему отряду и для подтверждения отпустить одного из немецких агентов с теми же данными.
Возле дома предателя, приказал бойцам занять позиции на случай, если гад начнет отстреливаться. Обычно крысы, загнанные в угол, становятся очень агрессивными. Бойцы взяли на прицел окна дома. Я осторожно стал подходить к калитке.
— Селантий, выходи старый друг, это я, твой старый знакомый капитан Зимин, принес посылку из управления НКВД. Тебе за героическую работу орден дали. — Вытягивая голос, загнусавил я на полдеревни. — Орден Хрена Лысого с закруткой на спине. А ну, сука, выходи, пока я дом не запалил, со всем твоим крысиным семейством. — Уже закричал не сдерживая злости. У меня была очень трудная ночь.
Из домов выходили люди и издалека наблюдали эту картину. На другом конце деревни вспыхнула перестрелка.
— Это Филин, что там за стрельба?
Ответил Воропаев.
— Филин, это Зяблик, в сельсовете несколько немцев закрылись, сюда сначала раненных носили. Отстреливаются сильно, у них даже пулемет есть.
— Хорошо, ждите, я сейчас с иудой одним пообщаюсь. Заблокируйте их, не давайте высунуться, но патроны экономьте. Ищите наших пленных. Должны быть где-то здесь.
Вызвал по радиостанции Вяткина. Нужно было срочно реализовывать план по дезинформации противника.
Из дома Селантия Перпутько не раздавалось ни звука. Аккуратно пробираюсь вдоль стены дома.
— Се-елантий, выходи подлый трус. А то гранату кину. Ты меня знаешь. Я шутить не буду. Выходи обещаю, убивать не буду. Во всяком случае пока, а вот если будешь играть в прятки — положу всю семью. А потом расскажу немцам, как ты мне помогал уничтожать их разведгруппу.
В доме раздалось шушуканье, и на свет появился старый знакомый.
— Ну, здравствуй, Селантий. Как жизнь молодая? Думал, раз наши временно отошли, так можно уже на немцев во всю вкалывать?
Тот упал на колени и начал что-то рыдать и рассказывать. Мне было как-то неинтересно его завывание, вот стрельнуть в отвратную физиономию, так это было бы сплошное удовольствие.
Но пока рано, сначала дал команду бойцам посмотреть у него дома, вдруг там кто-то из нерусскоговорящих затаился с парабеллумом и нагло в меня целит.
В доме оказалась только семья. Жаль, я надеялся, что там минимум спрятался офицер немецкой разведки. Глупая мысль, но мечтать никто не запрещает.
— Вот что, про твои художества с окруженцами я знаю. Ты мне расскажи, с кем из немцев общался и кто тебе отдавал команды. Только не ври, я сразу почувствую, и тогда ты будешь завидовать мертвым, очень будешь завидовать.
Селантий запнулся, и я в первый раз увидел у него настоящий взгляд. Это был очень опасный человек, он сотрудничал с немцами не из страха, а из злобы, сильной человеческой злобы. Жаль. А я его собрался оставить в живых. Временно оставить, но такого нельзя, он потом столько односельчан перевешает. Он молчал, понимая, что это не праздный вопрос, и задает его не простой человек. Он видел, как я ночью положил группу немцев, а теперь — большой отряд эсэсовцев.
— Ну, я задал вопрос. Ты тратишь мое время.
— Гауптман Маркус Фольтке.
— Где он сейчас?
— Не знаю, был с командиром роты в сельсовете.
— Понятно.
Дав бойцам команду взять этого типа, связать и тащить к сельсовету, сам с тремя бойцами побежал на звук стрельбы. Мы бежали по поселковой улице, когда услышал крик:
— Товарищ командир, товарищ командир, подождите! — Из-за забора кричала женщина.
Я резко остановился, ее лицо мне было определенно знакомо. Вспомнил, Надежда. Она тогда помогала мне найти дорогу к сельсовету.
— Товарищ командир, вы меня помните?
— Да, Надежда, конечно помню, как такую девушку можно забыть, не был бы женат, то задержался бы в вашем селе.
Так, засмущалась от такой наглой лести, тогда люди были более высокоморальны, чем в наше распущенное время. Но все же смело продолжила разговор.
— Товарищ командир, у меня дома спрятан раненный. Я его знаю, он сотрудник НКВД, он приезжал в наше село, после вас. Его привели немцы, но он ночью сбежал, но из села выйти не смог, вокруг были немцы. Я его спрятала в погребе.
Кивнул одному из бойцов и коротко бросил:
— Помоги. Я к сельсовету. А вам, Надежда, большое спасибо, только никому про это не говорите. После того, что мы тут устроили, немцы будут лютовать. Лучше уходите в леса. Мы здесь ненадолго. Уходим на соединение с нашей армией. Поэтому готовьтесь к игу. Это хуже татар. Намного хуже. Это звери.
И побежал дальше. Стрельба возле сельсовета стала вяленькой. Обе стороны экономили патроны.
— Кукушка-один, это Филин.
— Кукушка-один на связи.
— Вы где?
— Возле сельсовета, ждем вас.
— Кукушка-два с вами?
— Да.
— Хорошо, я уже рядом.
Найдя Малого, расположился рядом, разложив свою СВУ для стрельбы.
— Ну, что тут.
— Да засели гады. Человек пять. На чердаке пулемет, перекрывает подходы. Четверых наших положил.
— Ё… Больше чем за весь ночной бой. Ты же в долгу не остался?
— Да двоих точно уничтожил. Остальные попрятались. Пару раз через окна кидали гранаты.
— В доме, кроме эсэсовцев, должен быть офицер разведки Маркус Фольтке. Он мне нужен живым. Остальных можно гасить, ни в коем случае не трогайте раненных. Мы тут оставим людей, а немцы потом село пожгут. Они себя еще властелинами мира считают.
Потом, чуть приподнявшись, закричал.
— Эй, в доме. Я знаю, что один из вас, меня понимает. Мне нужен Маркус Фольтке. Остальные могут оставаться в доме и дожидаться подкрепления, точнее того, что от него останется. Маркус, выходи, поговорить надо. Даю слово офицера, что останешься в живых.
Думаю, немцы были удивлены таким обращением. Из дома ответили на ломанном русском языке.
