— Я и не пеняю. Сейчас такие приходят новости, что, может, мы скоро про товарища Судрабса с его ретивыми ребятами забудем. На Дону пошла настоящая война. Там уже не банды, а войско. С чехословаками, что едут к Тихому океану, тоже не просто. Вчера эшелон через Пензу проходил, я узнал, какие у них разговоры. Де, захотят Советы нас разоружить, скорее сами фронт здесь откроем, чем отдадим винтовки. А если откроют, то будет их от Волги до Сибири по десять человек на нашего бойца. Ну ладно, поживем — увидим.
Друзья обнялись. Да что это за жизнь такая? С фронта вернулись — отдохнуть хотели. А выходит — там враг, тут враг. И еще от своих прятаться. Эх, Лариса, когда же, когда же… Однако не стоило себя растравлять. Ведь ничего не поделаешь, бывает, что обстоятельства намного сильнее человека.
Часть третья
ВАГОН СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ
— Среди подобного помойства и будем хорониться? — товарищ Раков с брезгливой миной огибал вслед за Назаровым штабеля пропитанных креозотом шпал, с кошачьей осторожностью перешагивая через разбросанные металлические предметы непонятного ему назначения.
— Придется потерпеть, Марсель Прохорович. Всего-то ничего осталось — час какой-то. Вот! Здесь мы и устроим временный наблюдательный пункт. Возражений нет?
Штабеля шпал примыкали к сарайчику, запертому на огромный амбарный замок. Бойцы присели возле сарая на завалинку. Вокзал был рядом. Посадочный перрон прекрасно просматривался, хотя для этого следовало или выйти на проходящий рядом путь, или взобраться на шпалы.
— Аромат тут производится непотребный, — сморщился Марсель Прохорович. — Никакого благородства.
— Это точно. Но мы тот запашок сейчас перебьем, — Назаров потянулся за кисетом.
— Дозвольте обратиться, товарищ Назаров? — Раков смущенно кашлянул в кулак.
— Обращайтесь, — Федор разложил кисет на коленях и приступил к сворачиванию цигарки.
— Вы, товарищ Назаров, в житейской жизни, то есть когда не ведете героическую борьбу-с, то каково ваше мнение насчет трезвого поведения?
И Марсель Прохорович уставился на Назарова в ожидании ответа. Федор прикурил, поднялся с завалинки, огляделся. Сел снова и со всей суровостью потребовал:
— Не финти, товарищ Раков. Говори прямо — чего хочешь?
Раков заговорил, опустив глаза:
— Вы сами изволили высказаться, что нам в здешних местностях цельный час заседать. Настроение у нас беспокойное, да и вчерашние напитки-с забыть о себе не дают… А у меня, как на счастье, случилась оказия, и вот…
Марсель Прохорович поднял с земли свой мешок и постучал по оттопыренному боку костяшкой пальца:
— Не анисовая слезинка, но тоже целебная вещь в смысле приятства. Прикажете откупоривать?
Назаров хмыкнул, сделал глубокую затяжку. Посерьезнев, сказал командирским голосом:
— Вот что, товарищ Раков…
В сарайчике треснуло, звякнуло, грохнуло, послышалась возня и неразборчивое бормотание, вслед за которым донесся скрип сдвигаемых досок. Федор вскочил, зашел за угол. Из нутра невзрачного строения выбирался человек, раздвигая руками доски. Лет шестидесяти, заспанный и в форме путейца. Назаров вернулся к завалинке и к Ракову:
— Посетителя встречать готовься.
— Если хороший человек — со всем нашим радушием, — не задумываясь, выпалил Марсель Прохорович.
Предположительно хороший человек показался из-за угла, зевая и потягиваясь.
— А, вот кто махорочные дымы пускает! Красная армия, итить вашу в топку, — приветствовал он сидящих. — Угощайте тогда железнодорожника. Ну-ка, подвинься.
— Шпалы воровать не будете? — поинтересовался он, беря протянутый Назаровым кисет и обрывок газеты.
— Не сегодня, — ответил Федор.
— Как можно! — возмущенно воскликнул Марсель Прохорович.
— Ну и лады. Хуже нет ничего — дорогу обкрадывать. А что делается ныне, ребята, что творится! Служу я на этом месте путейским рабочим, почитай, за тридцать годков. Всего насмотрелся, но такого безобразия, что ныне на железке, я вам скажу, и в дурных снах не видывал.
Возникла пауза, вызванная прикуриванием. С наслаждением втянув в себя дым, путеец выпускал его нехотя, маленькими порциями, как бы жалея, что приходится с ним расставаться. Наконец он изыскал возможность продолжить беседу:
— Есть порядок в государстве или нет — сразу видать по дороге. Если поезда шуруют по графику, костыли не повыдерганы, шпалы со станций не крадут — жить можно. А если наоборот, я тебя спрашиваю?
— То жить нельзя, — сразу отозвался Марсель Прохорович.
— То-то, — одобрительно глянул старый рабочий на сообразительного красноармейца. — Посмотришь нынче на железку, и ясно — в государстве развал. Вот шпалы рядом лежат новые, еще до безобразия завезенные. Теперя я, путеец, заделался на старости лет сторожем. Стерегу их, а то разворуют, здрасьте сказать не успеешь. Несмотря что вокзал в одном плевке отсюда. Мы уж три недели после того, как красть начали, по очереди торчим в этой конуре. Чтобы врасплох застать — выбираемся через дыру. Что там шпалы! Пройдитесь по путю. Гайки откручивают, болты вытаскивают, костыли выдергивают! На перегонах деревенские стервецы так вообще безнадзорно озоруют. Того и гляди, рельсы целиком увозить будут. Эх! Чему удивляюсь, как это поезда один за одним в канаву не сворачивают. А какой нынче график движения, какой, я тебя спрашиваю? Ездют как хочут! То застрянет тут какой состав и стоит днями в тупике, словно дожидаясь второго пришествия, то какой особого назначения несется, как наскипидаренный, стрелки перед ним переводить не успеваешь. Скоро посыплются вагончики в канавы, ох посыплются, помяни мое слово.
Старый путеец зло втоптал окурок в пропитанную мазутом землю.
— График жизни не виден. Вот ты скажи мне (железнодорожник пристально взглянул ни красноармейца Назарова), под какой откос и за какие грехи катится Россия?
Федор пожал плечами:
— Точно не знаю.
— А он? — путеец пальцем указал на второго своего слушателя.
— Нам про то неизвестно-с, — вторил старшему товарищу Раков.
— Вот то-то и оно, господа солдатики. А что катится — без очков видать. И душу успокоить нечем! Куда большевики водку подевали? Самогон один треклятый остался, да и тот не по карману себе позволить, когда душа попросит.
При этих словах путеец впился в мешок Марселя Прохоровича таким выразительным взглядом, будто видел его насквозь. Марсель Прохорович почувствовал себя сразу неуютно, заерзал на завалинке и поспешил отвести течение разговора в русло небезопасней:
— А вы, дядечка, верно, имеете нужное знание, в срок ли ожидается ближайший паровоз?
