Они проползли достаточно для того, чтобы люди Айтера начали падать на землю от усталости, несмотря на страх получить наказание от Ибара.
— Встать! — скомандовал обожжённый, когда поднялся и отряхнулся. — Стройся! — и пошёл вдоль шеренги людей, присматриваясь к каждому и давая команды: — Заправься. Пуговицу расстегни. Козырёк выше. Морду построже.
Табас плюхнулся на крупный белый камень, чувствуя, что и сам порядочно устал после этих упражнений. Ибар отошёл подальше и оглядел строй взглядом художника, высматривающего, нужен ли ещё один мазок или картина закончена. Люди стояли грязные, красные и измученные, с подсумками и карманами, доверху набитыми песком. Это несомненно делало их похожими на настоящих гвардейцев после перехода.
— Ну, уже ничего, — сказал наёмник негромко. — Слушай мою команду! — замотанные бойцы оживились и умоляюще уставились на Ибара, который о чем-то задумался. — Так! Доставайте второй комплект. Табас, тебя тоже касается. Адметовскую форму запаковать, по приходу в лагерь постирать с отбеливателем и отгладить. Повторяю для тех, кто на бронепоезде, — с отбеливателем!
Вторым комплектом оказалось какое-то тряпьё. Древние футболки с логотипами неизвестных команд, какие-то то ли мантии, то ли халаты, просторные рубахи, штаны полуармейского вида, странные головные уборы. Они были новыми — просто сшиты из чего попало. Старое постельное бельё, шторы, подшивочная ткань, ещё что-то непонятное. Если бы Табас не знал, что эти вещи привёз с собой Айтер, то отдал бы руку на отсечение, что одежда принадлежит дикарям, не имевшим возможности нормально одеваться.
— Переодеваемся и снова становимся раком! — сказал Ибар, хохотнув, и уже было начал раздеваться сам, но крик со стороны подчиненных заставил его отвлечься.
— Да что это за херня вообще? — громко возмутился тот самый здоровяк с татуировкой, у которого Ибар смотрел документы. — Какого черта, Айтер? — он повернулся к нанимателю, который, взлохмаченный и красный, снимал с себя броню. — Я на такое не подписывался!
Табас перевёл вопросительный взгляд на обожжённого напарника и застал, наконец, момент преображения Ибара Человечного в Ибара Хищного. В Опасного Ибара.
Он разом подобрался, как будто стал более плотным и тяжёлым. Чуть наклонился вперёд. Поменялся голос, движения стали плавными.
— Я никого не держу, — ответил наёмник. — Ты можешь уехать с базы в любой момент.
— А какого хрена это я должен уезжать? — оскалился татуированный. — А, ребята? Да он же нас дрочит и ломает, как срочников! Я что, ребёнок? Курс подготовки я уже прошёл в армии!
— Хреново прошёл, — Ибар презрительно посмотрел на оппонента. — Если тебя не научили ложиться по команде и выполнять приказы командира.
— А кто командир? Ты?
— Сомневаешься?
Айтер не вмешивался: молча и заинтересованно он смотрел на то, чем всё закончится.
— Да, урод, — сплюнул здоровяк. — Сомневаюсь.
— Ну так, если ты такой крутой, то давай, иди сюда. Но если провалишься, я сломаю тебе руку и выгоню из лагеря.
Остальные бойцы, как и Айтер, глядели на зарождавшуюся драку с интересом, но вмешиваться не торопились, предпочитая подождать и занять сторону победителя.
Ибар сбросил броню и поманил пальцем здоровяка, который, сплюнув на горячий песок вязкую слюну, сделал морду пострашнее и резкими шагами направился к обожжённому, на ходу хрустя пальцами и шей:
— Сейчас я задам тебе, мудак горелый…
«Зря он это сказал», — скривившись в предвкушении крови, подумал Табас, и в то же мгновение Ибар начал действовать. Одного мощного прыжка вперёд ему хватило для того, чтобы оказаться рядом с противником, после чего понадобилось ровно две секунды для того, чтобы завязать его огромную тушу узлом. Громко хрустнула кость ломаемого предплечья, лицо амбала перекосилось от страха, раздался громкий крик. Снова хруст — и здоровяк валяется на земле, вопя и корчась от боли.
— Я сломал тебе две руки, — констатировал Ибар. Его бинты были в красную крапинку — значит, переломы были открытыми. — Санитар! Иди сюда, попрактикуйся. А потом, — обожжённый снова посмотрел на поверженного бунтаря, — топай в лагерь, забирай свои вещи и уматывай отсюда нахрен. Если кто не понял! — крикнул он остальным. — Я никого не держу. Чем больше слабаков и говнюков отвалится сейчас, тем меньше шансов, что какой-нибудь из них зассыт и подставит мою спину дикарю! Есть желание уйти — уходите. Не мучайте себя и других.
Строй не шевелился, люди выглядели напуганными. К Ибару подбежал санитар — белобрысый худой пацан с лицом хорька. Скинув с плеча большую брезентовую сумку с красным крестом, он принялся оказывать первую помощь отключившемуся.
— Ну, раз так, — сказал обожжённый уже тише, в один миг словно став меньше и преобразившись обратно в Ибара Человечного, — переодевайтесь. Уже две минуты!
— Ты специально всё это сделал, не так ли? — шипел Айтер вечером после тренировок.
День был жарким и трудным, подчинённых Ибар гонял до седьмого пота, даже Табас, привычный к нагрузкам, чувствовал себя вымотанным. Будущие члены экспедиции разбрелись по комнатам, но Айтер попросил инструкторов-проводников остаться у входа.
— Да, специально. А что, проблемы? — наёмник едва заметно из-за бинтов приподнял бровь.
— Ты калечишь моих людей! Самых верных и лучших людей! Они были отобраны…
— Хреново отобраны, — грубо перебил Ибар. — И я устал повторять, что не собираюсь доверять спину истеричкам и хлюпикам. Если они обучены подчиняться тебе лично и включать турникет в офисе, то это не значит, что и в пустыне они будут безукоризненно верными и умелыми. Ты знаешь, что будет, если они захотят жрать посреди пустыни? Или если они сломаются? Ты видел этих людей в деле? Я говорю про реальные перестрелки.
— Некоторых видел, — прищурив глаза, сказал Айтер.
— Ага, — скривился Ибар. — Я даже могу представить в каких. Слушай, мне плевать. Охранники они или твои личные громилы, служили они или нет — это неважно. Важно лишь то, что сейчас должны отвалиться слабые. И поэтому я буду вести себя как классический злой сержант из учебки. Гнобить, унижать, ломать, вынуждать уйти.
— Калечить-то зачем? Проучил бы — и дело с концом, — пробурчал наниматель, остыв.
— Вот только не надо учить, а? И да, я ещё многих покалечу, — пообещал Ибар.
— Он прав, — встрял Табас, заметив, что Айтер уже набрал в грудь побольше воздуха для того, чтобы выразить своё недовольство. — Будет намного лучше, если мы из этих двадцати человек оставим пятерых, но самых выносливых и умелых, чем потащим за собой в пустыню всё это стадо баранов и ляжем в первой перестрелке.
