– Не дай боже… – пробормотал Попов.
Батюшка Арсений поглаживал кота по загривку. Когда ладонь шла от морды к спине, кожа натягивалась, веки приоткрывались чуть больше. Но как только рука оказывалась в воздухе – закрывались в дреме…
Он все же откупорил бутылку мадеры. Налил себе. Подумал, и милостиво наполнил бокалы, стоящие перед подпоручиками. Налил до половины.
– Господь всемогущ… – заметил батюшка. – Будет милостив – отвратит сию напасть от нашего народа.
В свой кофе Сабуров добавил коньяка, сделал глоток, словно заново осмотрел зал. Заметил батюшку, оживился:
– А вот скажите-ка мне пожалуйста… Во что пришельцы верили?
– Не могу вам этого сказать, – ответил Грабе, хотя вопрос обращался не столько к нему. – Пока наши исследования так далеко не продвинулись. Они вообще не продвинулись.
– Я так думаю… – заметил Сабуров. – Надобно найти в звездолете вещь совершенно ненужную. Наверняка она и будет частью их божественного культа.
– Что вы такое говорите! – ахнул батюшка. – Вы… Вы… Нигилист!..
– А что я такого сказал? Я ж не про Христа сказал, а про инопланетян. К слову сказать, никто пока не слышал ни о какой священной машине! Это тем более странно, что от машин проку поболее, чем от большинства идолов.
Попов, смакуя вино, заметил:
– У буддистов есть молельные колеса.
Но Сабурова уже было не остановить.
– Божество инопланетное вам не понравится, батюшка… Вот запустим мы небесную колесницу, полетим к небу, узрим Господа и окажется, что по его образу и подобию сотворены как раз не мы, а несчастные пришельцы…
– Может статься, они сотворены по образу Диавола…
– Так чертей совсем не так рисуют! Где у пришельцев рога и копыта?.. Где огнедышащий орган? Где запах серы наконец?.. Ну да ладно… Я о чем… Вот у нас тут инопланетный корабль. Это пока тайна для обывателей, но мы знаем, что наверху есть как минимум один населенный мир. Стало быть – множественность миров. Стало быть – Бруно сожгли зря. Опять же, стало быть – отцы католической церкви ошибались. А может быть и не только католической…
И посмотрел на отца Арсения.
Тот вспыхнул:
– Я думал, вы как флотский офицер – русский патриот, монархист, черносотенец!
– Я патриот и даже русский. Но вот с остальным – незадача. У нас в отряде один хороший механик – да и тот Ильюшка Пельцман. Ну и как после этого быть черносотенцем?
– прямо-таки диву дивлюсь: как это вас, такого вольнодумца и безбожника назначили командовать такой важной для Государя и отечества техникой!
– Ну а кого еще назначать? Я, между прочим, и на подводной лодке ходил, в том числе и в бой, против японских миноносцев. Потом на аэростатах поднимался, налетал более двенадцати часов… Или же надобно другого было выбрать? Который не бельмеса не соображает ни в лоциях, ни в навигации, но который ежедневно икону молит и даже раз с государем Императором христовался?
– Да вы нигилист! Хуже того – вы большевик.
– Не имею к ним отношения… – ответствовал Сабуров.
О чем-то он в ту минуту задумался, и ответ его прозвучал не то чтоб уверенно. Это подбодрило батюшку, и он перешел в атаку:
– Бог един на небе, так и на земле у нас един царь наш!
– Но позвольте, стран ведь много… Некоторые вовсе без царя управляются, коллегиально, как, скажем Северо-Американские…
– Сие есть искус дьявольский! Как у народа может быть сто господ?.. Это же каждый свое будет гнуть! Не зря царь на царствие венчается, обручается со своим народом! Не зря же в народе про безумцев говорят, мол, без царя в голове!
Говоря это, батюшка стал гладить кота все быстрее, все энергичнее надавливая на того. Кот от подобного проснулся, выскользнул с колен, и по шатающейся палубе удалился в угол салона, уселся под клеткой с кенарем.
– Вот признайтесь! – не успокаивался батюшка. – Вы ведь анархист! Вы желаете страну разрушить, царя свергнуть! Ввергнуть державу в хаос.
Батюшка калился, входил в раж, остальные присутствующие потупили свой взгляд.
Выходило, будто бы батюшка прав, и как-то неудобно получается с этим командиром дирижабля.
– Вот завтра супостат нападет. Солдаты православные в бой пойдут и отечество с винтовками наголо! А вы что?.. Под облаками станете болтаться и ждать, когда враг помазанника божьего свергнет?.. Вы же против государя и государства!
– Нет!
Ответил Сабуров резко, словно саблей полоснул, срезал.
– Что «нет»? – удивился даже батюшка.
– Я, знаете ли, и в бой ходил… На крейсере. Бой был, пусть и не такой как на суше, только когда многопудовая болванка опадает – горя много… Но я не о том. Вот смотрите, – капитан указал на лежащего рядом кота. – Кенарь заключен в клетку. С одной стороны за прутьями – свобода, но с другой за ними же – кот. Картина классическая, не так ли?.. Пока она под защитой – поет сколь ей угодно. Но окажется на свободе – и ей может статься будет не до пения… Вот и государство наше сродни этой клетке… Защищает слабого, в том числе и путем ущемления его свобод. Только государство, прутья этой решетки – это совсем не царь. Это люди. Я пока не видел, чтоб цари в атаку ходили, как вы метко выразились: «с винтовками на голо».
Сидящие за столом хохотнули, настолько громко насколько позволял чин. Два штабс-капитана отпустили негромкие смешки, есаул улыбнулся и тут же перекрестился. Шульга полуулыбнулся прикрыв рот бокалом. Андрей улыбнулся вовнутрь себя.
– Это вы зачем сказали?.. – удивился батюшка.
– А страны и без царей хорошо существуют. Я ходил по морям, видел. И недурно, надо сказать, существуют.
– Так вы у нас желаете царя свергнуть?..
– Ну что вы… Просто я вам говорю, что существуют иные формы государств, религий. Как вы видите – и иные формы разумных существ. Задумайтесь над этим.
Батюшке стало неуютно за этим неуютным столом. Он поднялся и гневно вышел прочь. Кот последовал за ним.
– Зря вы так… – усмехнулся Грабе. – Мы же все царю присягу давали.
– Аркадий Петрович, вы, конечно, извините, но ваша фамилия… Вы ведь из служилых немцев? Наверное, во времена Петра прибыли?..
– Еще позже, – улыбнулся Грабе. – Я из поляков. Наверное, мой предок был каким-то Грабовским или что-то вроде…
– Ну вот. А моя фамилия ведет род от царевича Чета, чингизида, и куда древнее Трубецких, не говоря уже про всех фрязей и немцев…
– Только не говорите, что Россию вы любите более меня.
– Я и не говорю. Только вот идеальную Россию мы видим по-разному.
– В самом деле? И как же ее видите вы?
